Читаем Уильям Шекспир сонеты 110, 9, 10. William Shakespeare Sonnets 110, 9, 10 полностью

Женским нежным сердцем, но незнакомой глубиной

В переменчивых измененьях, как женский поддельный стиль» (20, 1-4).


Уильям Шекспир, Сонет 20, 1—4.

(Литературный перевод Свами Ранинанда 09.05.2021).


«A man in hue, all hues in his controlling,

Which steals men's eyes and women's souls amazeth» (20, 7-8).


William Shakespeare Sonnet 20, 7—8.


«Человек с оттенком всех оттенков, в управлении ретивый,

Который мужских глаз и женских душ восхищение похитит» (20, 7-8).


Уильям Шекспир, Сонет 20, 7—8.

(Литературный перевод Свами Ранинанда 09.05.2021).


Но рассматривая первое четверостишие сонета в общем контексте учитывая позиционной связи образа «чувств вдовы», вполне резонно сравнить со схожими образами «чувств вдовы» или вдовства из пьесы Уильяма Шекспира «Ричард III» акт 2, сцена 2. Фрагмент которой любезно предлагаю читателю для ознакомления и сравнения.


— Confer!

________________

________________


Original text by William Shakespeare «Richard III» Act II, Scene II, line 48—83


This text is distributed for nonprofit and educational use only.


ACT II. SCENE II. The palace.


Enter QUEEN ELIZABETH, with her hair about her ears; RIVERS, and DORSET after her


DUCHESS OF YORK


Ah, so much interest have I in thy sorrow

As I had title in thy noble husband!

I have bewept a worthy husband's death,

And lived by looking on his images:

But now two mirrors of his princely semblance

Are crack'd in pieces by malignant death,

And I for comfort have but one false glass,

Which grieves me when I see my shame in him.

Thou art a widow; yet thou art a mother,

And hast the comfort of thy children left thee:

But death hath snatch'd my husband from mine arms,

And pluck'd two crutches from my feeble limbs,

Edward and Clarence. O, what cause have I,

Thine being but a moiety of my grief,

To overgo thy plaints and drown thy cries!


William Shakespeare «Richard III» Act II, Scene II, line 48—83.


АКТ II. СЦЕНА II. Дворец.


Входит КОРОЛЕВА ЕЛИЗАВЕТА с распущенными волосами; РИВЕРС и ДОРСЕТ после неё


ГЕРЦОГИНЯ ЙОРКСКАЯ


Ах, как же Я сочувствую твоему горю,

Так как Я в праве отозваться об твоем благородном муже!

Я ошеломлена смертью достойного супруга,

И жила, ради любованья на его облик:

Но теперь два зеркала, отражающие его королевское подобие

Расколоты вдребезги на части злобной смертью,

И осталось у меня для утешенья, лишь лживое зеркало одно,

Что удручает меня, когда я вижу свой позор в нём.

Ты являешься вдовой, и всё ещё ты — есть мать,

И остались у тебя дети, которые могут тебя утешить,

Но смерть выхватила моего мужа из моих объятий.

И выщипала из моих слабых рук два костыля,

Кларенса и Эдварда. О, каким резоном Я обладаю,

Дабы твоё существование, лишь половина моего стона,

Переусердствую с твоими жалобами, чтобы заглушить твои стенанья!


Уильям Шекспир «Ричард III» акт 2, сцена 2, 48—83.

(Литературный перевод Свами Ранинанда 17.06.2023).


Впрочем, предлагаю возвратиться к семантическому анализу сонета 9, в поиске новые интересные находок во вселенной гения драматургии «на все времена». Хочу перевести фокус внимания читателя на повторяющуюся фразу начала строк 4 и 5 сонета 9: «The world will», что указывает на применение автором литературного приёма «ассонанс».


«The world will wail thee, like a makeless wife;

The world will be thy widow, and still weep» (9, 4-5).


«Мир будет причитать по тебе, подобно несотворенной жене;

Мир будет твоей вдовой и всё ещё будет оплакивать» (9, 4-5).


Безусловно, применение приёма «ассонанс» в строках 4-5, выделяет эти строки в общем контексте сонета, а также связывает первое и второе четверостишия, раскрывая образ ранимых «чувств вдовы», рассматривая с совершенно разных ракурсов. Это указывает на злободневность и распространённость темы «вдовства» в условиях «елизаветинской» эпохи. Разрешённые дуэли среди дворян, по-видимому, увеличивали количество вдов.


Краткая справка.


Ассонанс (фр. «assonance», от лат. «assono» — «звучу в лад») — приём звуковой организации текста, особенно стихотворного: повторение гласных звуков — в отличие от аллитерации (повтора согласных). «У наших ушки на макушке! Чуть утро осветило пушки, и леса синие верхушки — французы тут как тут». Как отметил Я. Зунделович, ассонанс, как и аллитерация, не только служит целям самоценной выразительности поэтического текста, но и «выдвигает и объединяет отдельные слова или их группы».

Разновидностью ассонанса в некоторых источниках считают ассонансную рифму, в которой созвучны только гласные, но не согласные. Именно как разновидность рифмы определялся ассонанс, в частности, Энциклопедическим словарём Брокгауза и Ефрона, отмечавшим по состоянию на конец XIX века, что «...особенно часто прибегают к ассонансу испанские и португальские поэты. Немецкие — лишь при переводах и подражаниях этим поэтам, и лишь немногие в оригинальных произведениях, например Шлегель в своем «Аларкосе».


Во втором четверостишии при помощи связки строк 4-5, повествующий бард продолжил тему «вдовьих чувств», которые по мнению автора, должны были вызвать чувство «эмпатии» в уме «молодого человека», адресата сонета.


«The world will be thy widow, and still weep

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Петербурга в преданиях и легендах
История Петербурга в преданиях и легендах

Перед вами история Санкт-Петербурга в том виде, как её отразил городской фольклор. История в каком-то смысле «параллельная» официальной. Конечно же в ней по-другому расставлены акценты. Иногда на первый план выдвинуты события не столь уж важные для судьбы города, но ярко запечатлевшиеся в сознании и памяти его жителей…Изложенные в книге легенды, предания и исторические анекдоты – неотъемлемая часть истории города на Неве. Истории собраны не только действительные, но и вымышленные. Более того, иногда из-за прихотливости повествования трудно даже понять, где проходит граница между исторической реальностью, легендой и авторской версией событий.Количество легенд и преданий, сохранённых в памяти петербуржцев, уже сегодня поражает воображение. Кажется, нет такого факта в истории города, который не нашёл бы отражения в фольклоре. А если учесть, что плотность событий, приходящихся на каждую календарную дату, в Петербурге продолжает оставаться невероятно высокой, то можно с уверенностью сказать, что параллельная история, которую пишет петербургский городской фольклор, будет продолжаться столь долго, сколь долго стоять на земле граду Петрову. Нам остаётся только внимательно вслушиваться в его голос, пристально всматриваться в его тексты и сосредоточенно вчитываться в его оценки и комментарии.

Наум Александрович Синдаловский

Литературоведение