Uilyams Diokletian-Restavrator-Rimskoy-imperii.633425 - Неизвестный

Эта мрачная перспектива стала еще ближе, когда год спустя неисправимый старик Максимиан сделал последнюю отчаянную попытку захватить власть. Константин больше в нем не нуждался и вполне мог ожидать подобного шага. Максимиан недооценил хитрость своего соперника, его полководческий талант и поддержку, которой он пользовался у армии. Пока Константин находился на Рейне, ведя там очередную военную операцию, Максимиан захватил Арль, распустил вести о смерти Константина, полностью взял власть в свои руки и воспользовался казной города, чтобы щедро одарить его гарнизон. Затем он призвал под свои знамена прочие части армии. Отклик пришел с запозданием, тогда как Константин, пройдя стремительным маршем от Кельна, почти мгновенно обрушился на захватчика. Максимиан бежал в Марсель, был осажден и принужден сдаться; с него сорвали пурпур, а затем приказали покончить с собой. Константин позднее распустил слух, что Максимиан на самом деле пытался его убить. Дочь Максимиана Фауста то ли не могла, то ли не захотела вступиться за отца; и вместо почетной отставки после славного, почти двадцатилетнего правления, которую обеспечил ему Диоклетиан, Максимиан умер побежденным и опозоренным, без сторонников или сочувствующих — опасный, неуправляемый старик, которого нужно было убрать с дороги.²⁰ Впоследствии Константин наложил damnatio memoriae, проклятие памяти, стерев его из списка императоров.

Несмотря на свою сложность, тетрархия Диоклетиана представлялась более упорядоченной структурой, чем была на самом деле. Она скорее демонстрировала искусную рационализацию местных центров вооруженного соперничества и отражала личные сильные стороны своего главы, нежели являла по-настоящему прочную основу устройства государства. Она работала не столько потому, что соправители действительно были приучены к сотрудничеству, а потому, что Диоклетиан мог управлять ими и в полной мере применить свое необычайное умение распределять власть. Но система, которая зависит от редких качеств одного человека, вообще не может считаться системой, поскольку не может продолжать существование в его отсутствие. (Здесь вновь приходит в голову аналогия с Оливером Кромвелем.) Справедливо сказать, что Галерий старался поддержать тетрархию на плаву. Если отставить в сторону традиционно черную палитру, в которой живописуют его христианские источники, он был сильным человеком со множеством достоинств, но это были достоинства другого рода или не того порядка, как у его тестя. Он был скорее воином, чем дипломатом, лучше умел командовать, чем убеждать, и не отличался талантом проникать в мысли своих союзников или врагов. Прочие правители не чувствовали, подобно Галерию, себя обязанными чем-либо памяти или правлению Диоклетиана, а старые символы законности власти тетрархов использовали исключительно в качестве орудия своей оппортунистической игры.

Часто можно услышать, что самая серьезная ошибка Диоклетиана заключалась в игнорировании наследственных прав на трон, и этот аргумент вполне справедлив — в каком-то смысле. Во время анархии III века рычаг верности династии оказался весьма малоэффективным, за исключением тех случаев, когда наследник сам оказывался сильным и умелым правителем. При создании тетрархии в 293 году возможность династической смены правителей отсутствовала — но появилась в 305-м, при обновлении состава тетрархов. Форма наследования не была закреплена в 293-м, и ее вполне можно было приспособить под позднейшие обстоятельства. Ошибка, совершенная в 305 году, состояла не в компетенции новых цезарей, а в том, что двое из коллег Диоклетиана, Констанций и Максимиан, вполне естественным образом сами питали надежды на династическую смена правителей при всей их верности созданной системе. У обоих резиденции и лояльные им армии находились на западе, далеко от Никомедии. И с ними не посоветовались, их не задобрили, их влиянию ничего не противопоставили — в самом деле, похоже, что в Никомедии едва ли имели представление о политических склонностях Запада. Однако же ожидалось, что эти двое, вместе с сыновьями, беспрекословно подчинятся политической воле Диоклетиана спустя долгое время после того, как он сошел со сцены. Подобная недальновидность так бросается в глаза и вместе с тем так нетипична для Диоклетиана, что и в самом деле могла быть вызвана состоянием его здоровья и усилившимся влиянием Галерия.