Англичане ощущали выход на арену новых проблем обостренно. Предметом их раздумий все чаще становилась Восточная Европа. В конце мая 1944 года английский посол Галифакс выдвинул перед госсекретарем Хэллом предложение: англичане постараются договориться с русскими по поводу раздела сфер влияния на Балканах. Галифакс сообщал, что Лондону желательно обеспечить преобладание в Греции за счет предоставления СССР “свободы рук” там, где Запад все равно не имел рычагов влияния - в Румынии. Хэлл был против договоренностей, которые ставили под вопрос “универсальный” характер приложения американской мощи к послевоенному миру. Черчилль постарался смягчить “суровый реализм” предлагаемой англичанами сделки. Речь, мол, идет лишь о сугубо временном соглашении. Но Рузвельту, во-первых, не нравились сделки, в которых ему отводилась роль свидетеля, а, во-вторых (и это в данном случае главное), он не желал преждевременного дробления мира на зоны влияния. Экономическое и военное могущество Америки обещало гораздо большее. Рузвельт ответил Черчиллю, что понимает его мотивы, но боится, что “временный” раздел может превратиться на Балканах в “постоянный”. Защищая свою позицию, Черчилль начал убеждать Рузвельта в том, что данная сделка безусловно выгодна Западу. Ведь западные союзники все равно никак не могут воздействовать на внутреннюю ситуацию в Румынии. Получить же Грецию как гарантированную зону своего влияния означало бы обеспечить себе надежный плацдарм на Балканах. С определенной “неохотой” Рузвельт написал Черчиллю, что такое соглашение можно было бы заключить, но лишь на трехмесячный срок, “давая при этом ясно понять, что речь не идет об установлении каких-либо послевоенных зон влияния”.
Весной 1944 г. еще более отчетливо обозначились различия в английском и американском подходе к Югославии. Черчилль решил опереться на силы, находящиеся под командованием Тито. И он был буквально взбешен, узнав, что американцы именно в этот момент - в начале апреля 1944 г. начали помогать сопернику Тито - Михайловичу. 6 апреля Черчилль послал телеграмму Рузвельту, в которой говорилось, что действия американцев “повсюду на Балканах прямо противоположны действиям Британии”. Это было тяжелое время для Черчилля, он не мог найти необходимый баланс в отношениях между Соединенными Штатами и Советским Союзом. С американцами зрели противоречия на Балканах. СССР Черчилль косвенно ожесточил тем, что в месяцы, предшествовавшие высадке в Нормандии, заостренно поставил проблему лояльности коммунистов и сочувствующих им, занимающих правительственные должности.
Накануне высадки в Бретани отношения Черчилля и Сталина приобрели особую напряженность. 4 мая 1944 г. Черчилль записал: “Очевидно, что мы приближаемся к окончательному выяснению отношений с русскими, к выяснению сущности их коммунистических интриг в Италии, Югославии и Греции”. Дело зашло так далеко, что премьер-министр предложил кабинету рассмотреть возможность отзыва британского посла из Москвы “для консультаций”. Американцы в это время уже отозвали своего посла Гарримана. “Я не думаю, - писал Черчилль, - что русским понравится ситуация, когда в Москве не будет ни британского, ни американского посла”.
У него было немало оснований для пессимистических оценок будущего. В начале мая 1944 г. он делится своими страхами с Иденом: “Я боюсь, что в мире зарождается новая опасность. Русские опьянены победой и нет тех препятствий, нет тех пределов, до которых они не могли бы дойти. Правда, на этот раз мы и американцы будем хорошо вооружены”. В частности, для укрепления английских позиций в Азии он считал необходимым закрепиться в Сингапуре. По этому поводу он писал генералу Исмею: “Несчастьем для Британии было бы, если ее войска не сумели вернуть себе Рангун и Сингапур, оккупировать весь Малайский полуостров, разместить хотя бы небольшой британский контингент на оккупированных японцами территориях до того, как американцы продиктуют мир в Токио”.