Прежде чем успели наложить жгут, леди Рандольф потеряла много крови. К ней тут же примчался старший сын, не успевший даже сменить пижаму на костюм, но его мать уже впала в кому и, не приходя в сознание, скончалась через несколько часов. А через несколько минут после того, как сердце «последней из викторианок» (слова Асквита) перестало биться, супруга ее племянника Марджори Лесли (1882–1951) произвела на свет мальчика — Десмонда Артура Питера Лесли (1921–2001). Вот уж действительно, как писал поэт: «В рожденье смерть проглядывает косо».
Леди Рандольф похоронили рядом с ее первым супругом на церковном кладбище в Блэдоне, неподалеку от Бленхеймского дворца. Очевидцы вспоминали, что на траурной церемонии Уинстон и Джек «выглядели осиротевшими». Единственное, что утешало Черчилля, который тяжело переживал утрату, — «конец был быстр и безболезнен». «По крайней мере, она больше не страдает от боли и никогда не узнает старости, немощи и одиночества, — напишет он одной из ее подруг. — Нам с Джеком ее очень не хватает, но что до нее самой, я не думаю, что она много потеряла. Впереди ее ждали долгие испытания, в конце которых она могла надеяться лишь на кратковременную передышку. Жаль, что вы не видели ее, покоящуюся в мире после всех радостей и бурь своей жизни. Она казалась прекрасной и величественной». Спустя три года, когда мать Клементины будет лежать на смертном одре, Черчилль скажет ей: «Смерть матери разрывает духовную связь, возникает чувство одиночества и начинает остро ощущаться скоротечность жизни»[173]
.Не успел Черчилль оправиться от одной утраты, как через два месяца его постиг новый удар. Во время отдыха в графстве Кент младшая дочь Мэриголд, которой не исполнилось и трех лет, сильно простудилась, началась ангина, перешедшая в септицемию, не оставившую шансов на выздоровление. 23 августа, Душка-Милашка, как любили называть ее родители, скончалась. Черчилль сидел у изголовья кроватки, и по его щекам текли слезы, Клементина же «выла, словно раненый зверь». «С кончиной Мэриголд мы понесли тяжелую и мучительно-болезненную утрату, — признается Черчилль одному из своих друзей. — Очень жалко, что столь молодая жизнь вынуждена заканчивать свое существование, когда она еще так красива и счастлива». Мэриголд похоронили 26 августа на лондонском кладбище Кенсал Грин. Кроме членов семьи и близких друзей на церемонии присутствовали фоторепортеры. Воспользовавшись моментом, они сделали несколько снимков. Однако по просьбе отца ни одна из фотографий так и не была опубликована. Для восстановления душевного здоровья Черчилль отправился в Шотландию, в замок герцога Сазерландского Данробин. «Увы, боль по Душке-Милашке не проходит, — писал он Клементине. — Надеюсь, вы вчера совершили к ней паломничество. Я впервые был здесь двадцать лет назад, когда Джорди и Алистер были мальчишками. Теперь Алистер похоронен рядом с могилой отца. Еще лет двадцать, и я приду к концу отпущенного мне срока, если вообще дотяну. Я готов ко всему».
На этом год не закончился. В конце декабря Черчилль отправился с Ллойд Джорджем в Канны. Весь дом остался на Клементине. Началась вторая волна пандемии «испанки». Сначала заболели две горничные, затем заразились Рандольф и Диана. На помощь Клементине приехала ее кузина, которая слегла с пневмонией. Под конец в кровати оказалась сама миссис Черчилль, которую подкосило нервное переутомление. К счастью, все обошлось и все поправились. Новый, 1922 год оказался более милосердным, не забирая, а даруя жизнь в семье Черчиллей. Клементина признавалась подругам, что они с Уинстоном больше не планируют иметь детей. «Никогда не говори так, — ответит одна из подруг. — Следующая малютка может принести самую большую радость». Она окажется права. В сентябре Клементина произведет на свет еще одну девочку — Мэри. Хотя в детстве ее и отличал капризный нрав, Мэри суждено будет стать не только «ребенком утешения», но и любимицей родителей. Она проживет долгую[174]
и счастливую жизнь, много сделав для памяти своего отца и матери[175].