Читаем Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления полностью

Ни разу я не получал по-настоящему хорошего доклада о твоей учебе ни от одного из тех преподавателей и воспитателей, с которыми тебе периодически приходилось иметь дело. Вечные задолженности, никаких успехов в классе, постоянные жалобы на полное отсутствие прилежания… При всех тех усилиях, которые прилагались ради того, чтобы сделать твою жизнь легкой и приятной, а твою учебу – нетягостной и необременительной, вот результат, которого ты добился, оказавшись среди второразрядных и третьеразрядных кадетов, годных только на то, чтобы их зачислили в кавалерийский полк… Больше я не буду писать об этом, и тебе не стоит утруждать себя ответом на эту часть моего письма, потому что отныне я не придам ни малейшего значения тому, что ты скажешь о своих достижениях и успехах. Заруби себе на носу, что если твое поведение и поступки в Сандхерсте будут похожи на то, что было в других заведениях, где тебе тщетно пытались дать хоть какое-то образование, то на этом моя ответственность за тебя закончится.

Нетрудно себе представить, каким психологическим ударом должно было стать такое письмо для девятнадцатилетнего юноши (хотя следует помнить, что в высшем обществе подобный стиль при обращении отца к сыну не был чем-то исключительным ни в то время, ни позже). На психологическом уровне начиная с этого момента доказать неправоту отца стало для Уинстона одной из целей всей жизни.

Его мать-американка, наследница крупного состояния Дженни Джером в своей родительской заботе была лишь чуточку лучше. Она любила Уинстона заочно. Когда тот вырос, она не стеснялась спать с самыми влиятельными фигурами в стране, если это могло как-то помочь карьере сына, а заодно пополнить ее собственный кошелек, который опустел после того, как экономический кризис в США унес с собой богатство ее семьи. Она немало походила по рукам в Белгравии и Вестминстере (и даже, по слухам, смогла забраться в постель к королю) – процесс этот начался в то время, пока ее муж умирал от сифилиса, и продолжился без какой-либо паузы после его смерти.

Какое-то время существовала возможность, что Черчилль унаследует герцогский титул, так как Санни, двоюродный брат Уинстона и наследник по прямой линии, оставался холостым. «Никак нельзя, – убеждена была герцогиня, – допустить, чтобы этот маленький выскочка Уинстон однажды стал герцогом». Поэтому она призвала на помощь толстосумов из США. В конце концов американку Консуэло Вандербильт удалось убедить выйти замуж за никчемного Санни. К богатой наследнице прилагалось единовременное приданое в сумме двух с половиной миллионов долларов и ежегодные выплаты в размере 30 тысяч долларов – недурной вклад в семейный бюджет. Спустя положенное время у пары родился ребенок. Теперь у Черчилля не оставалось ни единого шанса переехать в Бленхейм. Уинстон должен был сам позаботиться о себе.

Мог ли молодой кадет из Сандхерста надеяться когда-либо дослужиться до статуса крупного военачальника империи? Без сомнения, он очень хотел бы этого, но судьба распорядилась иначе. Пережить пару приключений, наблюдая за разными войнами, а то и участвуя в них, – вот все, что ему было предначертано судьбой. При этом у него никогда не возникало никаких сомнений в эффективности имперского правления. Гордясь своим славным предком, основателем династии Мальборо – Черчиллей, он был решительно настроен внести свой вклад в защиту империи – как в теории, так и на практике. Война была волшебным эликсиром, панацеей от скуки и тоски. Она была увлекательнее охоты, потому что здесь в качестве дичи обычно служили некие «дикари»… на каком бы наречии они ни говорили, насколько бы «примитивны» ни были, они были людьми и соперниками. Какое иное приключение могло бы сравниться с этим? Война, по собственным словам Черчилля, была самым «востребованным товаром».


Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное