Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления

Что касается положения внутри страны, то неспособность достичь заявленного уровня производства начала сказываться на снабжении Великобритании и ее солдат на фронте. Проведенный Институтом Гэллапа опрос показал, что только треть населения удовлетворена работой военного кабинета, то есть Черчилля. Гарольд Николсон[31] в своем дневнике записал, что некоторые политики-центристы говорили ему: «Черчилля необходимо убрать», несмотря на его возражения, что такой шаг ввергнет страну в шок. Сесил Битон, также водивший дружбу с консервативными политиками, сообщал, что в их среде свободно обсуждаются недостатки и слабости Черчилля. На вопрос о том, кто мог бы его заменить, все отвечали: «Сэр Стаффорд Криппс[32]». Не Эттли, не Бевин, а Криппс, которого сегодня редко вспоминают как величайшего руководителя, какого у нас никогда не было.

В военных кругах также было заметно недовольство. В период с 1943 по 1944 г. в Каире собирался забытый ныне «Армейский парламент». Созданный солдатами и младшими офицерами для обсуждения будущего Великобритании после войны, этот парламент вдохновлялся Патнейской конференцией, на которой левеллеры спорили с Оливером Кромвелем[33]. В Каире обсуждались национализация, земельная и банковская реформы, правила наследования и трудовые отношения. На импровизированных выборах сокрушительную победу одержали лейбористы. Тори пришли к финишу последними. Конечно же, все эти экзерсисы быстро прикрыли.

В преддверии всеобщих выборов 1945 г. многие считали победу тори неизбежной, учитывая авторитет Черчилля, заслуженный во время войны. Но автор передовицы в The Times оказался пророком. Античерчиллевские настроения, особенно в среде рабочего класса, оставались сильными на протяжении всей войны, вопреки пропаганде. Лейбористы мчались к победе, выдвинув социал-демократическую программу, которая, пусть в гораздо более мягкой версии, словно мантру повторяла редакционную статью в The Times.

После смерти Черчилля в 1965 г. не было недостатка в хвалебных некрологах и славословиях со всех сторон. Ричард Кроссман, интеллектуал из Лейбористской партии и высокопоставленный министр в кабинете Гарольда Вильсона, публично выражал недовольство тем, что его заставили присутствовать на похоронах, а позднее писал, что «это ощущалось как конец эпохи, возможно, даже конец нации». Как же он ошибался! Впрочем, так ошибались многие.

В то время на самом деле казалось, что послевоенное урегулирование, постепенная деколонизация заморских владений и создание государства всеобщего благосостояния с его уютной семейной атмосферой окончательно покончили с несправедливостями прошлого и заложили фундамент современного постчерчиллевского общества. Лидер консерваторов Эдвард Хит был страстным поборником европейской идеи; премьер-министр Вильсон – чуть менее убежденным ее сторонником. Европа, которая географически представляет собой всего лишь мыс, прилепившийся к гигантскому азиатскому континенту, станет для послевоенных политиков воплощением надежды и хранительницей западной цивилизации. Ее преступления на своей территории и за ее пределами, ее войны – империалистические, гражданские и религиозные – были практически полностью забыты, за исключением геноцида евреев.

В большинстве некрологов превозносилась роль Черчилля как премьер-министра во время войны. По другим вопросам у людей были гораздо более противоречивые мнения. Служившая для поднятия морального духа пропаганда, которую Черчилль создал и в которой сам участвовал, взывала к коллективной стойкости. В этом отношении он был непревзойденным мастером тактической риторики. Что авторы панегириков упускали из виду, так это то, что корни этой стойкости уходили намного глубже и были гораздо долговечнее, чем героические призывы в конкретный исторический момент.

Многие из тех, кто страдал от массовой безработицы в 1920-е и 1930-е гг., до сих пор живы. Нередко можно услышать замечания типа «Моя семья (или мой отец) ненавидела Черчилля». Многие из солдат, восторженно приветствовавших его во время войны, голосовали против него, когда до победы оставалось рукой подать. В те дни люди дольше помнили о прошлом.

Даже когда Черчилль не был вовлечен в события напрямую, он воплощал собой более склонное к авантюризму крыло британского правящего класса: его насилие, его высокомерие, его самодовольство и лелеемые им идеи о превосходстве белой расы. Военно-аристократическое происхождение Черчилля сослужило ему большую службу, но у многих оно не вызывало безоговорочного приятия. Как подчеркивали Рой Дженкинс и другие, предки Черчилля, носившие герцогский титул Мальборо, после смерти основателя династии не произвели на свет ни одного значимого отпрыска, за исключением самого Уинстона и его отца Рэндольфа. Тенденция, которая, добавим, продолжается по сей день. Соумс – не более чем вудхаусовский персонаж, да и то не первого плана.