Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления

После 24 февраля я ощущаю такую неуверенность во всем сущем, какую никогда не испытывала прежде. Когда я размышляю о своих детях, об их образовании, их будущем – и молюсь за них, – я всегда думаю и говорю себе: «Пусть они вырастут готовыми к любому положению, в котором могут оказаться, – высокому или низкому». Никогда раньше я об этом не думала, но теперь я думаю об этом постоянно…

Она недооценила сильный инстинкт самосохранения, который характеризовал ее класс. Ее супруг принц Альберт, немецкий интеллектуал либерально-консервативных убеждений и высокой культуры, сам отправил частное письмо премьер-министру лорду Джону Расселлу в день проведения собрания чартистов на Кеннингтон-Коммон[80]. В этом письме он советовал сделать так, чтобы реакция правительства больше напоминала спектакль, чем демонстрацию силы: «Я ни минуты не сомневаюсь в том, кто окажется сильнее, но был бы крайне расстроен, если бы произошло что-то напоминающее массовые волнения». Совет Альберта выходил за рамки принятой в то время тактики. Для него чартисты были представителями самых радикальных слоев рабочего класса, а он даже рекомендовал смягчающие меры: «Я полагаю, к своему огромному сожалению, что количество рабочих всех специальностей, пребывающих без работы, очень велико и что оно выросло в силу сокращения рабочих мест в государственном секторе вследствие стремления к экономии в палате общин… Конечно же, сейчас неподходящее время для того, чтобы налогоплательщики экономили за счет рабочего класса». В этом вопросе Альберт занял позицию левее любого британского правительства, начиная с правительства Тэтчер.

Слабая буржуазия, сильный правящий класс

В отличие от континента, в стремительно индустриализирующейся Великобритании не было такого явления, как просвещенная либеральная буржуазия (не говоря уже о ее революционном крыле). Том Нэрн и Перри Андерсон объяснили причины такого положения дел в своих очерках в New Left Review, и их новаторские идеи недавно были резюмированы Андерсоном: