В ходе исторических изысканий Черчиллем были рассмотрены, проанализированы и описаны сотни имен. Но среди всех этих имен есть одно, которое превосходит для нашего героя все остальные, за исключением разве что его предка 1-го герцога Мальборо и всегда почитаемого лорда Рандольфа. Черчилль не раз размышлял над взлетами и падением этого человека и даже хотел написать его биографию. Но так получилось, что только в своем последнем сочинении он смог в полной мере коснуться его истории — истории человека, харизма, страсть, ум, воля которого, действительно, сияют из прошлого настолько ярко, что видны невооруженным взглядом и сегодня. Именем этого государственного деятеля Черчилль называет отдельную книгу в своей тетралогии[159]. Ни одна персоналия не удостаивалась такой чести. Столь трепетное отношение может показаться необычным, поскольку речь идет о политике и военном, который не только не был частью англоязычных народов, но и состоялся как личность в государстве, на протяжении многих веков конфронтирующего с Британией. Более того, этот человек вел войска в бой против британцев и вынашивал планы по вторжению на Остров. И тем не менее это не помешало Черчиллю уделить этой фигуре значительное место в своем произведении, а также выразить перед ней свое глубокое восхищение.
Встречайте — император французов Наполеон Бонапарт (1769–1821).
Увлечение Наполеоном сопровождало Черчилля буквально с самого начала его пути в большой политике. Одним из первых действий, которое он предпринял после получения первого министерского портфеля весной 1908 года, было размещение на своем письменном столе небольшого бронзового бюста Наполеона. На протяжении следующих нескольких лет этот бюст будет переходить с ним из одного ведомства в другое, а сам первый период политической карьеры Черчилля получит название «наполеоновского»[357]. Впоследствии на рабочем столе в Чартвелле появится мраморная копия знаменитого бюста 1806 года работы французского скульптора Шоде Антуана Дени (1763–1810).
Черчилль не делал секрета из своей симпатии к французскому императору, что не шло на пользу его репутации государственного деятеля. Прав был Джон Морли, когда замечал, что «было бы лучше, если бы Уинстон изучал биографии неприметных героев». По мнению пожилого политика, «соразмерять себя с Наполеоном, значит, наживать себе много врагов»[358]. Но Черчилль не внял предупреждениям. И, как предсказывал его старший друг, тут же попал под огонь глумливой критики, едва представился соответствующий случай.
Вскоре после начала Первой мировой войны, поздним вечером 23 августа, Черчилль беседовал с военным министром, фельдмаршалом Горацио Гербертом Китченером (1850–1916). Министр был мрачен. К западу от Мааса плотный массив германской армии готовился окружить левый фланг англо-французских войск. Китченер стал рассуждать о стремительной контратаке, которая смогла бы разрушить планы противника. «Никто не знает пределов того, на что способна отлично дисциплинированная армия, но если бы французы сумели бы вклиниться вот здесь, — фельдмаршал решительно прочертил стрелку к северо-западу от Намюра, — то Германия вполне может получить собственный Седан, только еще крупнее». Слушая своего коллегу, Черчилль мечтательно представил Аустерлиц: «Австрийцы устремляются вперед, их левый фланг продвигается все дальше, к деревням Тельницы и Сокольницы, а Наполеон готовитудар на Праценские высоты». Было время! «Но где он, нынешний Наполеон? — спросит про себя Черчилль. — Девяносто девять лет назад первый дошел до Шарлеруа. Найдется ли у сегодняшней Франции другой»?[359]
Насчет Франции сказать трудно, но в Британии кандидат на бессмертную славу Бонапарта имелся. Несмотря на занимаемый пост первого лорда Адмиралтейства, Черчилль принял участие в обороне Антверпена. Он настолько увлекся этим действом, что попросил премьер-министра Асквита снять его с Военно-морского ведомства, произвести в генералы и назначить ответственным за оборону бельгийского порта. Как и следовало ожидать, просьба не будет удовлетворена, а Антверпен все равно падет. Хотя ради справедливости следует отметить, что продержавшийся несколько дней город блокировал значительное количество немецких войск, оказав существенную помощь всему фронту. Но к этому выводу придут историки уже после того, как дым на полях сражений рассеется. Осенью же 1914 года импульсивные предложения главы британского ВМФ не вызывали у общественности ничего, кроме критики.