Понимание личности Черчилля и его мировоззрения будет не полным, если за рамками рассмотрения биографии оставить его увлечение живописью. Приобщение к изобразительному искусству произошло в судьбоносное лето 1915 года, когда в результате неудач в Дарданеллах политик оказался не у дел. Вместе с семьей брата, который на тот момент воевал на песчаных склонах Галлиполи, он арендовал Хоу Фарм – небольшой дом XV века в деревне Хэскомб, графство Суррей. Душевное состояние Черчилля в этот период было безрадостным. Б
В своем рассказе о приобщении к творчеству Черчилль пытался создать впечатление, что до опытов в Хоу Фарм он «ни разу не держал в руках кисти или карандаша», а на создание картин «смотрел, как на сокровенную тайну». На самом деле это было лукавство. Во-первых, живописью увлекалась леди Рандольф, которая хотя и не достигла больших успехов, рисовала достаточно хорошо, чтобы одну из своих картин направить на выставку Ирландского общества изобразительных искусств. Во-вторых, сам Черчилль проявил интерес к рисованию еще в школе, выбрав его в качестве дополнительного предмета в Хэрроу, а также регулярно украшая рисунками свою переписку. Также он снабдит зарисовками свои первые статьи из Кубы, а во время службы в армии будет изучать книгу «Создание эскизов». В-третьих, по словам современников, Черчилля отличало «заостренное визуальное восприятие; он испытывал так хорошо знакомое художникам чувство восхищения при виде красивого очертания или необычного цвета». Это же подтверждают его тексты, содержащие образные зарисовки пейзажей. Например, следующий фрагмент из «Речной войны», описывающий могущественный Нил перед закатом: «Такое ощущение, будто в час вдохновения свою картину пишет художник-титан: с темными пурпурными тенями среди скал, чуть усиливая цвет песка, покрывая позолотой и украшая все вокруг, делая всю сцену живой. Река, которая своими изгибами напоминает озеро, меняет цвет с тускло коричневого до серебристо-серого, а небо – от хмуро синего до фиолетового. А когда солнце заходит за горы, цвета на небе гаснут, вспышки на песке исчезают, все становится темным и серым, как щека человека, истекшего кровью»{137}.
Черчилль специально лукавил относительно своего приобщения к живописи, чтобы ярче представить произошедшую с ним метаморфозу, а также испытанный катарсис от нового увлечения, которое смогло поставить его на ноги и наполнить новыми силами. «Я даже не знаю, как бы я смог пережить эти ужасные месяцы с мая по ноябрь, если бы в мою жизнь не вошел этот новый великий интерес, завладевший моим сознанием, занявший мои руки и зрение, – признался он спустя десять лет. – В течение всего лета я рисовал самозабвенно»{138}.