Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

Вторая ремарка касалась уже роли самого Черчилля, который бросился на защиту интересов монарха, призывая всех проявить «терпение». В связи с этой репликой, а также активностью нашего героя, решившего встать на защиту короля, и теми плачевными для его репутации результатами, к которым привела его деятельность, уместно задаться вопросом, чем же он руководствовался в своих стремлениях? Выступая 10 декабря перед депутатами, Черчилль следующим образом объяснил мотивы своего поведения: «Я бы умер от стыда, если бы, пусть и в своем нынешнем независимом и неофициальном качестве, не приложил все усилия, чтобы не отыскать хоть какой-нибудь законный способ, пусть даже самый безнадежный и малоэффективный, который мог бы удержать короля на троне предков»[2132]. В своих послевоенных воспоминаниях, упоминая о своей роли в этом кризисе, он сошлется на «персональную лояльность», которую испытывал по отношению к Эдуарду[2133].

Пытаясь понять причины, заставившие Черчилля поддержать короля, Уильям Манчестер ссылается на ценное, но редкое качество политика — умение дружить. Он не мог предать тех, кого считал своими друзьями[2134]. Частично да, но это не все. Как будет показано дальше, когда того потребуют обстоятельства, Черчилль будет весьма жёсток по отношению к бывшему монарху. И даже в 1939 году во время одной из личных бесед скажет ему: «Когда наши короли вступают в противоречие с нашей конституцией, мы меняем наших королей»[2135]. Нет, дело не только в благородстве. В своем стремлении предотвратить отречение Черчилль преследовал отчасти и собственные интересы. Понимая, что его шансы войти в состав правительства уменьшаются с каждым месяцем, а возможность занять пост премьер-министра уже кажется больше эфемерной, чем реальной, он решил действовать решительней и изобретательней. Там, где лобовой удар оказался бессилен, он попытался зайти с фланга и использовать сложившуюся патовую ситуацию для смещения правительства Болдуина и формирования своего кабинета.

Руководствовался ли Черчилль подобными мыслями, когда публично встал на сторону короля, когда захотел, как тогда выразились, возглавить «кабинет Симпсон» и «партию короля»? Некоторые исследователи не видят в этом ничего предосудительного. «Можно подумать, что знать и светские круги никогда прежде не создавали „партию короля“! — недоумевает Эмиль Людвиг. — Разве Карл II и Яков II не основали партию для католиков? Разве не был Вильгельм III другом вигов? Разве королева Анна или король Георг III не были тори? Разве не с формирования „партии короля“ часто начинались великие эпохи в истории?»[2136]. Но на этот раз создание «партии короля» привело бы к появлению «антироялистской партии», противостояние которых неминуемо бы скомпрометировало одно из основных положений конституционной монархии — политическую нейтральность суверена. При таком развитии событий, как выразился Спендер, «Корона превратилась бы в центр раскола, разорвавшего страну и Содружество на части»[2137].

В отношении Черчилля и причин, объясняющих его поведение, ситуация была далеко не однозначна. Да и британский политик был не так прост, чтобы его поведение можно было причесать под один мотив. На его решение заступиться за Эдуарда повлияло множество факторов. Здесь были и дружеские отношения, сложившиеся между ними много лет назад и укреплявшиеся на протяжении четверти века, здесь была и вера в монархию как сплачивающий и объединяющий институт британского общества, здесь было и желание вступить в очередную схватку с Болдуином, указав последнему на его неправоту, здесь было и стремление возглавить правительство. Да даже просто выйти из тени и напомнить о себе. Больше сорока лет пребывания под рампой общественного внимания научили, что забвение хуже ошибок.

Только в случае с Черчиллем это было не банальное рисование на публике и не жажда дешевого внимания. Он был слишком независим, слишком самоуверен, слишком умен, силен и одинок, чтобы раствориться во мнении истеблишмента и уклониться от борьбы, пусть и заранее проигранной. «Главное различие между мной и членами правительства заключается в том, что я рассматриваю отречение, как большую катастрофу, чем они», — признается он лорду Солсбери[2138]. И оно действительно было для него «большей катастрофой». Потому что кризис отречения превратился в битву за его идеалы, за его будущее, за него самого.

Десятого декабря история взаимоотношений Черчилля и основных участников развернувшейся драмы не закончилась. На следующий день он посетил короля, обсудив с ним текст радиовыступления, с которым Эдуард должен был обратиться к народу вечером. Черчилль добавил несколько фраз. Когда они расставались, по щекам политика потекли слезы. «До сих пор вижу его, стоящим у двери, держащим в одной руке шляпу, в другой — трость», — вспоминал отрекшийся король. Затем Черчилль процитировал строки Эндрю Марвелла (1621–1678), посвященные казни Карла I[2139].