Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

Услышав заявление премьер-министра, и Эттли, и Синклер в один голос ответили, что если события действительно будут развиваться описанным образом, они откажутся после отставки Болдуина формировать новое правительство. Этим заявлением фактически была подведена черта под решением короля. Отставка правительства из-за расхождения взглядов с королем сама по себе была очень серьезным событием. А в условиях отказа формировать правительство оппозицией этот эпизод ставил Его Величество в крайне неустойчивое и опасное положение.

Ситуация, правда, могла измениться, если бы при таком сценарии возглавить новый кабинет согласился кто-то из членов Консервативной партии. Например, Черчилль. Взоры присутствующих устремились на него. Уинстон ответил уклончиво, заметив лишь, что обсуждаемое положение «не простое», но в целом он «определенно поддержит правительство»[2102].

Спустя неделю после совещания на Даунинг-стрит король вновь имел беседу с премьер-министром по вопросу брака. Его позиция не только не изменилась, но стала еще жестче. В тот же день, когда состоялся этот диалог, Черчилль обедал с лидером профсоюзного движения сэром Вальтером Маклиннэном Китрином (1887–1981). В ходе обсуждения они затронули наболевший вопрос королевской свадьбы.

— Я буду защищать Его Величество, — неожиданно произнес Черчилль. — Я считаю это моим долгом.

— Что? — удивился Китрин. — Защищать вне зависимости от того, что он сделал?

— Я чувствую это здесь, — ответил политик, показывая рукой на сердце[2103].

Тот день — 2 декабря — в какой-то степени оказался решающим в этой истории. Пока Болдуин беседовал с королем, а Черчилль окончательно пришел к выводу о необходимости защищать монарха, епископ Брэдфорда преподобный Альфред Блант (1879–1957) выступил с проповедью, в которой затронул вопрос неподобающего поведения главы англиканской церкви. Ящик Пандоры был распахнут. Скандал, сдерживаемый на протяжении нескольких месяцев, вырвался наружу, заполонив страницы британских газет. На следующий день Болдуин собрал экстренное совещание кабинета министров. Были заслушаны разные точки зрения, но в целом политики придерживались мнения о серьезности разразившегося кризиса, угрожающего целостности Содружества. Болдуин указал на необходимость скорейшего разрешения ситуации. Вечером он снова встретился с королем, и тот вновь подтвердил свое решение относительно брака.

Не зная об имеющих место обсуждениях, Черчилль взял слово в палате общин, призвав избегать «окончательных решений» без согласования с парламентом. Также он предложил дать королю возможность высказаться, организовав его публичное выступление. Болудин наложил вето на эту резолюцию, заметив, что подобное выступление «совершенно неконституционно»[2104].

Именно в этот момент, вечером 3 декабря, во время аудиенции с премьер-министром, король и выказал желание встретиться с Черчиллем, «своим старым другом, с которым он может говорить свободно»[2105]. Болдуин дал «формальное согласие»[2106].

Сам Черчилль также не снижал активности. Все в тот же день, 3 декабря, у него было запланировано выступление в Альберт-холле, посвященное укреплению Лиги Наций. Среди других выступающих присутствовала Вайолет Бонэм Картер и Вальтер Китрин. Черчилль, как обычно, опаздывал. «Если Уинстон не появится через несколько минут, начнем без него», — недовольно произнес Китрин, после того как задержка превысила десять минут. Тут появился опоздавший и сразу направился к Китрину.

— Я должен с вами поговорить, — произнес он возбужденно, отводя собеседника в сторону.

— О чем?

— О короле.

— Какое отношение это имеет к нашему собранию?

— Публика будет ждать от меня заявления на эту тему.

— Я так не думаю, — удивился Китрин. — Мы собрались здесь для того, чтобы продемонстрировать единство перед угрозой нацизма. Мы не планировали говорить о короле.

Замечание Китрина произвело на Черчилля впечатление.

— Я должен подумать, — осекся он, оставив в итоге королевский вопрос за рамками выступления[2107].

На следующий день Черчилль отправился на аудиенцию к королю в его резиденцию Форт Бельведер. Эдуард встретил гостя в очень «веселом и любезном» настроении. По его внешнему виду трудно было сказать, насколько тяжелым является его положение. Но это была всего лишь маска, которую хватило на четверть часа. Во время беседы Эдуард рассказал о последних беседах с премьер-министром, об отвергнутом предложении выступить перед своими подданными по радио, об оказываемом на него давлении в части отречения. «Но я не отрекусь, — произнес он решительно. — Я никогда не использовал в моих разговорах с премьер-министром слово „отречение“». Но именно этого от него и ждали. Он ощущал себя пленником в собственном доме. Что в подобной ситуации можно посоветовать?