Уинстон Черчилль. Темные времена

Сам Черчилль, наблюдая за развитием событий и понимая, что британское правительство не собирается ни принимать ответных действий против Германии, ни включать его в состав правительства, начал более активно вести себя в палате общин. Он призвал своих коллег одуматься и задуматься над тем, что сам назвал «весьма серьезным происшествием».

В чем была «серьезность» захвата Рейнской области? Не только в том, что имел место наглый обман со стороны Германии и простодушный самообман и «желание быть одураченными»²²⁹ со стороны британского правительства, принявшего объяснения Гитлера о символическом характере проведенной операции. Не только в услужливом и сознательно скрывающем истинное положение дел поведении английской прессы, «утешавшей рядовых британцев мыслью, что немцы лишь возвратились в собственную страну»²³⁰. Черчилль рассматривал произошедшие события как одну из составляющих «огромной трагедии». «Дело не в Рейнской области самой по себе, а в масштабном перевооружении Германии в целом», – объяснял он. События, которые произошли на границе с Францией, – это «всего лишь один шаг, один этап в процессе общей милитаризации»²³¹.

Была и еще одна серьезная причина, заставлявшая уделить столько внимания событиям в Европе: после трехлетнего подготовительного этапа Гитлер решился-таки сделать первый шаг. Он и раньше не слишком скрывал свои намерения, а теперь и вовсе открыто заявил о своих притязаниях. И то, как мировая общественность отреагирует на его действия, определит его дальнейшее поведение. Если Европа готова снести это попрание международных соглашений, то ей следует приготовиться к новым проявлениям агрессии, которые последуют в самое ближайшее время.

О том, что последует дальше, по мнению Черчилля, не трудно было догадаться. Достаточно рассмотреть, почему выбор пал именно на Рейнскую область. Гитлер собирался создать линию укреплений, защищавшую Третий рейх с запада. Когда эта линия будет завершена и «вырытые окопы преградят путь всякому, кто захочет войти в Германию через парадную дверь, нацистам будут развязаны руки для вылазок черным ходом – в восточном и южном направлении». По словам Черчилля, «немцы не просто косят лужайки, они тщательно и планомерно создают сильную линию обороны», и «в тот момент, когда они закончат свои масштабные строительные работы, положение Польши, Чехословакии и Австрии, а также прочих соседних государств изменится коренным образом»²³². Отныне эти «страны живут под мерцающей тенью самого страшного меча, который когда-либо выковала рука человеческая, который то поднимается в молниеносной угрозе, то снова ложится на точильный камень», повторит он свою мысль в одной из своих статей Evening Standard²³³.

Эти слова и оценки Черчилля приходятся на март – апрель 1936 года: за два года до того, как падет Австрия, за три – как полностью будет поглощена Чехословакия и за три с половиной – как будет осуществлено вторжение в Польшу. Но Черчилль не был услышан. Гарольд Макмиллан (1894–1986) признавался, что на тот момент «какими бы эффективными ни были выступления Уинстона, на самом деле они лишь причиняли вред». Его речи лишь усиливали «всеобщие сомнения в здравомыслии» британского политика²³⁴.

И пророчества Черчилля, которого леди Лонгфорд назвала «игнорируемая Кассандра»²³⁵, и сама реакция на его пророчества могут удивлять. Но самое удивительное не это. Черчилль был не единственным в Британии политиком, кто понимал смысл и истинный масштаб происходящих событий. Перечитывая выступление Гитлера от 7 марта, сопровождавшееся военной операцией, Галифакс заинтересовался одним моментом. Он попросил принести ему атлас с картой Чехословакии. В ответ ему сказали, что указанный атлас уже взяли. Его внимательно изучает Невилл Чемберлен²³⁶.

Удивляет то, что одним изучением карт дело и ограничилось. Ни Галифакс, ни Чемберлен, ни тем более Болдуин не собирались предпринимать ничего существенного, оставаясь все такими же «решительными в своей нерешительности и деятельными в своем бездействии». Черчилль же, наоборот, призывал остановить Гитлера. Действовать нужно здесь и сейчас! «Конечно, для этого нужно сделать особенное усилие – отложить в сторону все, что мешает ясно осознать основные факты, честно признать риск, неотделимый от героического стремления, – чтобы взять ужасную тенденцию в развитии событий и остановить беду на пороге, – писал он в Evening Standard в апреле 1936 года. – Остановите ее! Остановите! Остановите ее сейчас! СЕЙЧАС – это назначенный срок»²³⁷.