Уинстон Черчилль. Темные времена

Помимо своего главного оружия, Черчилль также использовал и политические рычаги оказания давления. Вместе с Остином Чемберленом (1863–1937) он сформировал тандем, который должен был растормошить палату общин. Но из этой затеи ничего не получилось. Среди прочего сказалась инерционность партийного аппарата. Сначала Болдуин работал на партию, теперь партия работала на него. «Уинстон, ты сможешь повести партию за собой, но ты не сможешь сломать партийную машину», – предупреждал своего кузена Фредерик Гест (1875–1937)²²⁰. Да и команда у Черчилля была не самая пробивная. Сводный брат Невилла, несмотря на высокие посты, которые ему приходилось занимать: дважды глава Казначейства и почти пять лет – министр иностранных дел, а также лауреат Нобелевской премии мира, был не самым влиятельным и не самым удачным политиком. Это признавал и сам Черчилль, который за несколько месяцев до описываемых событий заметил своей супруге: «Бедный Остин, он всегда в игре и всегда проигрывает»²²¹.

Вскоре после занятия немецкими войсками Рейнской области в Лондон прибыл бывший премьер-министр Франции, а ныне глава внешнеполитического ведомства Третьей республики Пьер-Этьен Фланден (1889–1958). На повестке дня было обсуждение с руководством британского правительства ключевого в сложившейся ситуации вопроса согласования совместных ответных действий против Германии. В своем заявлении на пресс-конференции, организованной Ральфом Виграмом в своем доме, Фланден заявил, что «весь мир, и особенно небольшие государства, устремили свой взор на Англию», «если она будет действовать сейчас, она сможет повести за собой всю Европу»²²².

Но готовы ли были действовать британские политики? На тот момент они больше напоминали члена палаты лордов из «Иоланты» Гилберта и Салливана, который «ничего не делает, но делает это очень хорошо»²²³. В ноябре 1936 года Черчилль будет более резок, произнеся ставшую впоследствии знаменитой инвективу о правлении Стэнли Болдуина, которую Колин Кут сочтет достойной Philippics Демосфена, In Verrem Цицерона и J’accuse Эмиля Золя[8]²²⁴: «То ли наше правительство попросту не может решить, что ему делать, то ли оно не может заставить премьер-министра принять решение. Так оно и продолжает работать: полное решимости быть нерешительным, готовое без колебаний колебаться, деятельное в бездействии, твердо убежденное в изменчивости всего и вся, обладающее всеми полномочиями, но при этом абсолютно бессильное»²²⁵.

Вдохновленный пресс-конференцией, а также встречей с Черчиллем, Фланден не догадывался, какой прием его ожидает. Вначале он имел беседу с Невиллом Чемберленом, во время которой канцлер Казначейства отметил, что «общественное мнение не поддержит нас в принятии каких-либо санкций». Фланден попросил рассмотреть возможность объявления полного экономического бойкота Германии, но Чемберлен отверг и это предложение. Затем пришла очередь Стэнли Болдуина. С неожиданной откровенностью он заявил, что «слабо разбирается в международных делах», зато хорошо понимает настроения своего народа, который хочет мира. Фланден попытался возразить ему, заметив, что мир будет сохранен, если слаженно проведенная силовая операция заставит вермахт покинуть Рейнскую область. «Возможно, вы правы, но если есть хотя бы один шанс из ста, что предложенная вами силовая операция может привести к войне, я не имею права вовлекать в это Англию», – ответил Болдуин²²⁶. На этом разговор был исчерпан.

Черчилль считал, что Фланден допустил ошибку, обратившись в столь явной форме за поддержкой, которая больше походила на получение разрешения. Франция – суверенное государство и вправе самостоятельно принимать решения, связанные с отстаиванием собственных интересов. «Ни Клемансо, ни Пуанкаре не обратили бы на мнение Болдуина никакого внимания», – отмечал Черчилль²²⁷. Позиция Болдуина тоже была показательна и возмутительна. После окончания Первой мировой войны Франция оказалась слишком ослабленной, чтобы позволить себе вновь пройти через подобные испытания. Поэтому верховный главнокомандующий союзных войск маршал Фердинанд Фош (1851–1929) потребовал от союзников, чтобы новая франко-германская граница проходила по Рейну, так как это позволяло создать надежную систему оборонительных сооружений. Но США и Великобритания заблокировали эту просьбу, считая, что перемещение границы с включением во Францию территорий с немецким населением противоречит принципам национализма. Вместо этого они предложили создать демилитаризованную область, выступив гарантами безопасности Франции. Теперь, когда пришло время исполнить взятые обязательства, англоязычные страны от своих слов отказались. «Побежденная, разоренная, одинокая Франция отступила в тень, чтобы там, в уединении, поразмыслить над былой славой», – такими словами в свое время Черчилль описал поражение 1871 года²²⁸. Эти же слова можно было повторить и теперь.