Уинстон Черчилль: Власть воображения

И тут на сцену вышел Черчилль, убежденный монархист, личный друг Эдуарда VIII с его детских лет, романтик в поиске правого дела для защиты. Он счел долгом поспешить на помощь к сюзерену. Но в том, что касалось интриг и политических комбинаций, оценки общественного мнения и настроений парламента, Черчилль был столь же неуклюж, как Болдуин ловок. Предупреждения Клементины и добрые советы друзей не возымели эффекта: менее чем через месяц после триумфа 12 ноября он вернулся в палату общин, «преисполненный чувств и коньяка», и занял свое место в тот момент, когда Болдуин говорил, что королю дано несколько дней на принятие решения. Черчилль, не слушавший премьера, принялся его перебивать, задавая вопросы, на который тот уже отвечал… Дважды призванный к порядку спикером, он снова прервал Болдуина, заявив, что «никакая безотзывная мера не должна быть принята, пока палата не получит окончательное решение». Реакция депутатов была бурной, все политические движения восстали против нарушителя порядка и не дали ему продолжать. Выкрики «Замолчите!», «Регламент!», «К порядку!» заглушили его слова, а спикер снова сделал ему замечание. Бледный и подавленный, Черчилль был вынужден сесть на место. «Уинстон, – заметит депутат Гарольд Николсон, – полностью провалился в палате. В каких-то пять минут он уничтожил плоды двух лет кропотливого труда». Это подтвердил и другой депутат, присутствовавший на заседании, Роберт Бутби: «За роковые пять минут вся кампания в поддержку вооружения была уничтожена. После заседания в курительной комнате он сказал Брэкену и мне, что его политическая карьера кончена. Мы ответили ему, что это просто смешно».

Но все было отнюдь не смешно. На следующий день в «Таймс» писали о «самой оглушительной неудаче в современной парламентской истории»; в мгновение ока нападки на Черчилля в прессе возобновились с прежней силой, в кулуарах палаты общин депутаты всех партий его избегали, оставшихся сторонников снова можно было сосчитать по пальцам одной руки, Всемирный антинацистский совет утратил всякое значение и его запланированные заседания были отменены. «Все силы, что я собрал под знаменем “Оружие и Пакт”, душой которых я себя считал, отдалились от меня или рассеялись, и в общественном мнении я пал настолько низко, что все считали мою политическую карьеру оконченной».

Несчастье одних – счастье других; отречение Эдуарда VIII от престола 11 декабря 1936 г. ознаменовало окончание конституционного кризиса и обеспечило Стэнли Болдуину победу как в палате общин, так и во всей стране. Этот пожилой человек, так презираемый после дебатов 12 ноября, стал предметом всеобщего поклонения: он справился с кризисом и не отдал трон недостойному; тотчас были позабыты его пренебрежение обороной, невыполненные обещания, возмутительные признания и непоследовательная внешняя политика, и в начале 1937 г. Стэнли Болдуин был самым популярным человеком в королевстве.

Поддержав Эдуарда VIII до самого последнего момента, неугомонный ворчун Уинстон с грустью вернулся в Чартвелл, где его ждали семейные неурядицы, долги, живопись, последний том биографии Мальборо и статьи о нацистской угрозе и неподготовленности Великобритании. Смерть сэра Остена Чемберлена 16 марта 1937 г. лишила его самого именитого союзника в Консервативной партии; Эдуард, ставший герцогом Виндзорским, отбыл на континент, женился на своей Дульсинее и пугал общество демаршами, достойными сожаления. 17 мая во время коронации его брата Георга VI в Вестминстерском аббатстве Черчилль признался Клементине: «Ты была права. Теперь я понимаю, что другой не подошел бы». Но прозрение наступило слишком поздно, сделанного не воротишь. На другой день после коронации Стэнли Болдуин, посвященный в рыцари и награжденный орденом Подвязки, отошел от власти в ореоле славы. Его преемником стал Невилл Чемберлен – шестидесятивосьмилетний второй сын «старого Джо», превосходный мэр Бирмингема и достойный министр финансов. Он обещал продолжить политику Стэнли Болдуина, как будто она у того была. Черчилль, по крайней мере, так не считал: «Нет никакого плана ни в одной области. Они движутся в тумане. Все темно, очень темно».

Но для «чартвелльского отшельника» даже в полной темноте всегда находился маленький лучик света, и нынешний был столь же спасительным, сколь и нежданным. Как все депутаты, он отправил изъявления в верноподданнических чувствах королю Георгу накануне коронации, а на следующий день после церемонии получил ответ, написанный монархом собственноручно: «Я пишу вам, чтобы поблагодарить за ваше любезное письмо. Я знаю, насколько вы были и продолжаете быть преданным моему дорогому брату, и нет слов, чтобы выразить, как я тронут вашими расположением и пониманием, проявленными в годину тяжелых испытаний, кои нам довелось пережить с тех пор, как он покинул нас в декабре. Я отдаю себе отчет в той ответственности, что принял на себя как король, и меня очень поддержали добрые пожелания одного из наших великих государственных мужей, столь верно служивших Отечеству».