Уиронда. Другая темнота (сборник)

– Дорогой, суп готов!

С ума бы не сойти от счастья.

Все тело невыносимо ломит.

Ты идешь на кухню, вяло ешь, голова кружится.

Лучана наблюдает, с каким выражением лица ты черпаешь ложкой безвкусную жижу, и предлагает посмотреть фильм. Ты соглашаешься. Очень хочется спать, и, хотя ты весь день провел в постели, бороться с желанием снова прилечь на диван нет сил.

Примерно в полдесятого, посмотрев больше часа историю о сказочном мире Амели (как ты продержался так долго?), ты впадаешь в спасительное оцепенение и сказочный мир своих кошмаров.

Сквозь дрему чувствуешь, что Лучана смеется и щекочет твои ноги, которые ты положил ей на колени, когда садился на диван. Тебе хочется пнуть ее, сказать, чтобы она заткнулась, но кошмар берет верх над реальностью, превращая ее в усталый, то стихающий, то нарастающий гул грязной окраины ночного Турина.

Какая-то непреодолимая сила переносит тебя на самый север мегаполиса, где растут лохматые платаны с когтистыми ветками, а из трещин в асфальте торчат ядовито-зеленые сорняки, как редкие волосины, оставшиеся у пациента после химиотерапии. От жуткого холода зубы у тебя начинают стучать, выбивая ритм, словно обезумевшие кастаньеты.

Клак-клак-кла-кла-клак!

Ты стоишь босиком и дрожишь, озябший и удивленный. Окна заброшенного производственного склада с разбитыми стеклами улыбаются тебе, как щербатые рты с выбитыми в драке зубами. Ты знаешь это место, в детстве играл здесь в войнушку со своим братом и соседскими пацанами. Кто-то рассказывал, что в семидесятые тут погибли несколько рабочих, причем с ними случилось что-то ужасное. Спущенный желтый мячик, похожий на череп, смотрит на тебя пятиугольными глазницами. Ты пинаешь его и чувствуешь прикосновение дряблой мокрой резины.

Потом подходишь к зданию, черный силуэт которого чернеет на черном небе.

Из стены по желобу вытекают густая жидкость и волны крика. Да. Там кто-то кричит. Человек. Он кричит от боли. И от страха, что боль станет еще сильнее. Он в этом не сомневается. Кричит, потому что слышит, как ты подходишь к огромной раздвижной двери в заброшенный склад, потому что шаги твои предвещают недоброе, потому что не хочет умирать.

Но во сне ты знаешь – он умрет, умрет ужасной смертью. Видеть это невозможно, и ты пытаешься закрыть глаза руками и проснуться, но что-то похожее на два сухих листка падает тебе на щеки. Картинка не исчезает. Ты касаешься скул, берешь в руки две тонкие мембраны, два гнилых полумесяца и изучаешь их. Через несколько секунд понимаешь, что это твои веки. А без век ты вынужден смотреть, влекомый любопытством и отвращением. Ты хочешь смотреть.

Крики прекращаются. Из желоба льется звон. Мраморная плитка неба разбивается на кусочки, а между ними проступает маслянистый серебристый небосвод. Какая-то сила давит на наш мир, на вселенную-зомби и пытается поглотить реальность, где ты бултыхаешься столько лет.

Ты хочешь вернуть веки на место, вставить их, как контактные линзы, но понимаешь, насколько это бессмысленно. Тебе не страшно, скорее – противно, и ты выбрасываешь их в илистую лужу. Понимая, что это всего лишь сон. Откуда-то, как из старой музыкальной шкатулки, доносится саундтрек к «Амели».

Дверь в помещение (вместо ручки – моток железной проволоки, грохочущей в ночной тишине), медленно-медленно открывается, и твой взгляд, притянутый какой-то неведомой силой, устремляется внутрь.

Там все уставлено станками и ваннами для приготовления химических смесей; никого нет. Ты останавливаешься на пороге, разглядываешь тени, принюхиваешься.

И чувствуешь запах.

Какой омерзительный сон.

От запаха, щекочущего нос, у тебя начинают течь слюнки, а живот голодно урчать. Все вокруг сразу перестает казаться ужасным и пугающим. Ты ухмыляешься. Похоже, кто-то готовит мясо на гриле или поджаривает на сковороде бекон.

Странно – запах такой манящий, сильный и реальный, во сне так не бывает…

Неужели это Лучана что-нибудь готовит на завтра?

Ты не можешь проснуться. Боже правый, ты просто не можешь проснуться.

Откуда-то снизу, из большого бака, наполовину скрытого станком, напоминающим обезглавленного японского робота, доносится шипение. Ты перешагиваешь через порог.

Спрашиваешь:

– Здесь есть кто-нибудь? – а потом добавляешь идиотскую фразу. – Можно бутерброд с бекончиком?

В ответ у самого твоего носа раздается низкий голос, который становится все тише и тише, пока не переходит в шипение, и ты слышишь нелепые, непонятные слова:

– Это пригород зла. Здесь случаются плохие вещи, здесь внутри человека могут вырасти глаза. Здесь земля питается асбестом, а среду удобряют опухоли и раны; это единственные боги, которым здесь поклоняются…