Уиронда. Другая темнота (сборник)

Хватит сомневаться. Пора действовать. Я протянул руку и нажал на кнопку с почти стершейся цифрой пять. Над нашими головами натянулись и запели металлические тросы, как струны гигантского музыкального инструмента из железа, кирпича и бетона, и лифт потащил нас в темное чрево лестницы D.

Мы переглянулись и кивнули друг другу.

Пока я рядом с моим героем, со мной не может случиться ничего плохого.

* * *

Странно, почему некоторые образы и события запоминаются лучше других, хотя ничего особенного в них нет. Что за механизм помогает мозгу выбирать, какие воспоминания держать под рукой, а какие прятать в дальнем уголке памяти?

Например, я до сих пор помню надпись, выцарапанную на стенке лифта то ли ключом, то ли перочинным ножиком. Чуть выше кнопок – острые, как гребни гор, буквы, а вокруг – изображения членов и раскорячивших ноги женщин с огромными дырами вагин в окружении волос.

ТЕМНЫЕ ВРЕМЕНА, W ПИЗДА

Эта надпись то и дело возвращается в мои мысли в самый неожиданный момент, хотя прошло уже много лет. Почему?

– Как думаешь, что это значит? – шепотом спросил я у Ренцо, пока лифт полз по темной глотке лестницы.

– Чо-то вроде: «Мир – дерьмо, но, к счастью, есть киски». Так, наверное. Слушай, чо за вопросы? – ответил Ренцо тоном заправского бабника, хотя я был уверен, что «кисок» он видел только в порножурналах, которые нам иногда удавалось стащить в магазинах канцтоваров. Как и автор этих строк, если уж на то пошло.

Поднеся указательный палец к губам, Ренцо дал мне знак замолчать.

Первая вспышка света – грязная площадка первого этажа. Потом снова темнота, легкое дребезжание стекол лифта. Интересно, Джейсон-Лука поднимается по лестнице или спускается в подвал и сейчас поймает Джузеппе? А Диана? Я представил, как мило она косолапит, когда бежит… Надеюсь, ей удастся выскочить из укрытия, добраться до колонны и застукаться.

Тем временем ходивший из стороны в сторону лифт проплыл мимо площадки второго этажа с потрескавшейся плиткой, залитой неоновым светом, и мы снова оказались в покрытой пылью и паутиной шахте лифта.

– Жми Alt! – сказал я слишком настойчиво, надеясь, что голос не выдал мою внутреннюю дрожь. Поднимаясь все выше, мы приближались к квартире Фолкини и притону наркоманов. Мне это не нравилось. Совсем не нравилось.

Ренцо поднес тощую руку к панели с кнопками. Застыл, глядя на меня. Он искал одобрения? Спрашивал, доверяю ли я ему? Не знаю.

Еще немного, и мы на третьем этаже. Кирпич, известка, бетон. Освещенные стекла.

– Так ты будешь нажимать или нет, Рэ? – на этот раз я мог поклясться, что в моем хриплом голосе послышалась тревога.

– Давай!

Как только он нажал на кнопку, раздался металлический скрип и лампочка начала мигать – раз, два, три, – но не выключилась, а лифт вдруг дернуло так, что мне показалось, будто я подлетел в воздухе.

Мы остановились.

Теперь нужно ждать.

Мои электронные часы Dixan (подарок, о котором я мечтал всю жизнь) показывали 18:16:45. Значит, через минуту свет должен погаснуть.

Мы ждали до 18:19. Тишину нарушало только наше дыхание и шуршание курток. Лампочка не погасла. Первый знак того, что все пошло не так.

– Какого хрена? – прошептал я.

– Не знаю. Лифту сто лет в обед. Контакт появился, видимо.

– Лука идет?

– Погодь.

Ренцо открыл решетчатые двери кабины. Тогда не было защитных замков, которые теперь обязательны, чтобы никто не свалился в шахту лифта, как гнилое яблоко с дерева. Внешняя дверь не должна была открыться. Но открылась. Мы оказались перед кирпичной стеной прямоугольной шахты, над проемом, выходящим на лестничную площадку. Между третьим и четвертым этажом – четвертый виднелся на уровне наших плеч. Ренцо ухватился за край прохода, приподнялся на полметра, высунул голову и замер, наблюдая за лестницей D.

– Джейсон идет? – повторил я.

Ренцо покачал головой и слез обратно.

– Я не слышу. Это странно, Вито. Тут слишком тихо. И такое чувство, что еще не вечер, а день.

Ренцо выглядел встревоженным, такого я за ним давно не замечал.

– В смысле?

– Не знаю. С лестницы идет свет. А когда мы начали играть, было почти темно.

– Может, с улицы, от фонаря… или во дворе у машины фары включены.

– Вряд ли. Посмотри сам. И будь осторожнее, на Луку не напорись.

Ренцо сел на колени и подставил руки, чтобы меня подсадить. Я был невысоким, толстым и, мягко говоря, неловким, поэтому сам забраться бы не сумел.

– Черт бы тебя подрал, ты мне когда-нибудь спину сломаешь, толстожопый пирожок! – выругался Ренцо, когда я встал ему на руки.

Толстожопый пирожок. Надо же такое придумать. Я закусил нижнюю губу, чтобы не расхохотаться, зацепился за край площадки и выглянул на лестницу.

На первый взгляд – ничего странного. Зеленоватые, потрескавшиеся плитки, коврики у дверей двух квартир, как шкуры какого-то зверя, металлические перила. Наконец, в лестничном проеме, ведущем наверх, я увидел окно, которое выходило на внутреннюю парковку «Авроры». В нем виднелось свинцово-серое небо.

– Убедился? – фыркнул Ренцо.

Я не нашел ничего умнее, чем просто сказать:

– Офигеть. Так не бывает.

– Вот именно.