Двор выглядел так, будто здесь прошел сель или метеоритный дождь, оставив на земле сплошные кратеры, трещины и расселины. Многочисленные ворота гаражей кто-то вырвал из петель и скрутил так легко, будто это крышки банок с сардинами. Ни машин, ни людей не было. Там, где раньше стояли сбросившие листья платаны и торчала скрючившаяся от холода трава, теперь виднелись только пепел и обугленные бревна – ну просто тайга после падения Тунгусского метеорита.
Что случилось за те минуты, пока мы поднимались в лифте? Куда делся дом «Бриллиант», опоры ЛЭП, строящиеся промышленные склады, подшипниковый завод, маленькие дети, играющие в догонялки на велосипедной дорожке? Почему перед нами пустыня, почему все разрушено и усыпано пеплом?
Наверное, за эти пятнадцать минут в городе, абсолютно беззвучно, произошла катастрофа немыслимых масштабов, которая все опустошила. А как еще это объяснить? Самым ужасным было небо – грязное, умирающее, как после ядерного взрыва, оно испускало тусклый безжизненный свет и предвещало каждому оказавшемуся на улице неизбежный и мучительный конец. Мы больше никогда не выйдем из дома, я в этом не сомневался. Прощай, футбол, прощай, битвы в снежки, прощай, пятнашки и дартс.
Больше нельзя. Выходить из дома больше нельзя.
Одной рукой я сжал крайнюю плоть, потому что желание сходить в туалет стало невыносимым. Подумал – все ли в порядке с моими родителями. Со стыдом почувствовал, что в горле стоит комок, а на глаза навернулись слезы, повернулся к Ренцо и увидел, что его глаза тоже блестят. А голос дрожал, как натянутая струна.
– Вито, глянь туда. Третья дверь гаража, если считать справа… Это просто пиздец, – Ренцо ущипнул себя за щеки, как будто хотел убедиться, что все это ему не снится, и продолжал зачарованно смотреть в окно.
Я послушался.
Сначала мне показалось, что это Виски – кокер-спаниель синьоры Мартини. Существо было такого же цвета, палево-красного, и выделялось среди серости двора, как ангиома на лице ребенка. Оно шло по разбитому бетону вдоль гаражей, единственный двигающийся силуэт на фоне абсолютно мертвого пейзажа.
Я пересчитал его лапы.
Не может быть.
Пересчитал еще раз.
Один два три четыре.
Пять шесть.
Это невозможно.
Семь восемь.
Нет.
Это не Виски.
Страшная догадка пронзила мой мозг. Я не мог поверить ни своим мыслям, ни своим глазам. И едва сдержался, чтобы не позвать на помощь Джузеппе, Диану, Луку, маму, папу, Бога.
С ума сойти.
Это был отвратительный толстый красноватый паук. Такие жили у нас во внутреннем саду и на подоконниках в подъезде, мы иногда их ловили, чтобы пугать девчонок, но этот весил килограммов десять, не меньше.
– Ты тоже его видишь?
– Д-да. – Язык намертво приклеился к небу. – Н-надо… надо идти домой.
– Да. Боже всемогущий. Здесь еще день, а не вечер? – попытался улыбнуться Ренцо, видимо, не зная, что делать. Но от окна не отошел.
Я тоже. Я должен быть рядом со своим героем, как можно ближе – так безопаснее.
Мы не двигались с места, потому что чувствовали не просто страх, а нечто более сильное: нам казалось, что на наших глазах происходит чудо, разворачивается сцена, перенесенная из фильмов ужасов, которые мы так любили.
Четыре пары черных луковиц-глаз напоминали иллюминаторы подводной лодки из научной фантастики. В пульсации тела из жирных полупрозрачных сегментов явно чувствовалось что-то патологическое. С длинных когтистых клешней, скрюченных над головой, стекала вязкая жидкость. Яд. Алую кутикулу усеивали чудовищно длинные голубоватые волоски. И самое отвратительное – то, как лапки переступали по земле. Мне даже слышалось какое-то тиканье, будто кто-то ритмично стучит в маленький барабан.
Мы застыли в восхищении, наблюдая за фантастическим насекомым, бегающим по двору взад-вперед, словно в поисках смысла своего существования на этой бесплодной земле. Мне казалось, что паук временами изучающе смотрит на нас своими восемью черными глазами, и я представил, как он видит в калейдоскопе двоящихся образов двух испуганных детей в грязном окошке.
Я опустил глаза, чтобы больше не смотреть на это существо, и глянул на циферблат часов. Они по-прежнему показывали 18:21:16 – примерно в это время мы вышли из лифта. Я понажимал на цветные пластиковые кнопки, но без толку.
– Сломались, наверное, – пробормотал я себе под нос.
– Господи! – Ренцо отпрыгнул от окна.
Чудовище немного отклонилось назад, балансируя на четырех задних конечностях. Теперь казалось, что паук действительно смотрит на нас, перебирая по бетону двумя передними лапами. Вдруг он швырнул в нашу сторону паутину толщиной с руку, и она пролетела двести, триста метров, разделявшие нас, за один миг. Это оригами из шелка и слюны скользнуло по стеклу, и я успел разглядеть, что идеальная геометрическая структура состоит из шевелящихся частей. Черных острых крючков, которые двигались, словно наделенные собственной жизнью.
– Черт! – мой крик прокатился эхом по лестнице D и со звоном ударился о металлический поручень. – Черт! – повторил я.
Сверху послышался какой-то звук, и Ренцо вздрогнул.
– Заткнись, что б тебя! – прошипел он.