Уиронда. Другая темнота

Рискуя вот-вот свалиться с барного стула, Марио сунул мобильник в карман и опрокинул содержимое стакана в рот. Алкоголь снова начал пульсировать в организме, активизируясь в районе переносицы, из-за чего в глазах все двоилось – и посетители бара, и лампы, и краники, из которых наливали пиво.

– Повторите, пожалуйста, – невнятно пробубнил он по-английски в сторону бармена.

И окончательно потерял счет стаканам и шотам.

А потом вдруг очнулся возле унитаза в грязном туалете, где его выворачивало наизнанку.

Когда бар закрылся, Марио выставили на улицу. Он едва держался на ногах, и, хотя отель был совсем рядом, умудрился заблудиться, забрести в какие-то грязные переулки, где полчища тараканов копошились в отбросах и собачьем дерьме. Через каждый шаг его сгибало пополам и рвало желудочным соком, а уже пустой живот сводили судороги.

Вернувшись в гостиницу, сам не помня как, он вдруг почувствовал полное изнеможение.

Хватаясь за перила, с трудом добрался до номера.

Мириам ждала его, сидя на кровати в одних трусах и положив руки на колени, как неживая, как статуя. Приоткрытые в улыбке губы обнажали дыры между зубами.

– Где ты был? – в ее бесстрастном голосе не слышалось ни раздражения, ни осуждения. Будто своим приходом он пробудил ее от спячки, и теперь она разглядывала его как энтомолог – неизвестное растение.

– Не знаю… В баре…

– Ты пьян?

– Ну…да.

– Знаешь, который час?

– Э… нет… – К его горлу вдруг подкатил горький комок слез, грусти и обиды от непонимания. Он поддался нахлынувшим чувствам, зарыдал и опустился на пол. – Я… Мириам, я совсем запутался. Импланты…

Жена похлопала по кровати, предлагая ему сесть рядом:

– Иди сюда. Уже почти утро.

Он пополз по ковру, кое-как преодолевая разделявшие их сантиметры, и, наконец, залез на кровать.

Мириам выключила торшер и обняла его, прижимая к своему холодному, дряблому телу. И хотя Марио не мог избавиться от ощущения, что сжимает в руках большую шляпку гриба, слишком долго простоявшего под дождем, он сдался.

Ему нужны были ласка и утешение.

Пьяные слезы обжигали щеки. Ну зачем он так напился? Ну почему у него все не как у людей?

Полутемная комната кружилась вокруг, будто он только что слез с карусели.

Лежа на кровати, он случайно бросил взгляд на растительный орнамент обоев.

Ряды стилизованных деревьев кислотно-зеленого цвета, сплетаясь, пожирали друг друга, а потом раздваивались на новые стволы и голые, неживые ветви. При тусклом сиянии неоновой вывески во дворе казалось, что они шевелятся.

Тревога не отпускала Марио. В дыхании Мириам ему слышался шелест сухих листьев или костей, которые падальщики растаскивают по своим норам; он попытался встать, но упал обратно, не понимая – это она толкнула его или он все еще пьян; руки жены скользнули вниз и расстегнули ширинку.

А потом властно забрались в трусы.

Сопротивление оказалось бессмысленным, и он шумно задышал, когда пальцы ледяным кольцом сомкнулись вокруг пениса и яичек.

Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз.

Казалось, им нет числа.

Слишком много пальцев, слишком много фаланг, слишком много рук, которые рылись, нащупывали, щекотали, раздваивались, как мягкие, извилистые отростки анемона.

– Мириам, не надо…

– Шшш… Все в порядке. Доверься мне. Расслабься. Я все сделаю…

– Лес. Твои новые зубы… Где они?..

– Шшш… Неважно. Вернемся домой и все будет хорошо, мы все уладим. Мы сбились с верного пути, дорогой, и сюда мы можем вернуться, когда захотим, потому что мертвые среды ждут тех, кто может их узнавать, и они повсюду. Больше не будем об этом, хорошо?

– Хор-рошо… хорошо… – Марио почувствовал, как тяжелеют веки; невзирая ни на что, теплые волны начали расходиться внизу живота до гениталий, вызывая эрекцию.

Вверх-вниз. Вверх-вниз.

Головка члена стала пульсировать в такт сердцу.

Мириам превратилась в далекое, невесомое, давно ушедшее в прошлое воспоминание. Остались только ее руки, пальцы, ладони, которые по-хозяйски распоряжались им, хрустя под слоем мышц и эпидермиса, как сломанные ветки.

О да, пальцы тут точно были.

Марио Аррас повернул голову и укусил подушку, чувствуя, что оргазм охватывает низ живота.

Сколько же у нее пальцев?

За несколько секунд до финала ему вдруг показалось, что кончики пальцев Мириам исследуют его изнутри, через задний проход; став эластичными, растягиваются и поднимаются по толстой кишке, как черви, мицелий, гифы, а потом забираются еще выше, в кишечник, в желудок, и еще, и еще, до самого мозга; содрогаясь в экстазе и от отвращения, он еще сильнее укусил подушку, и почувствовал что-то отвратительное в своем члене, в своих членах, словно их вдруг стало много, словно они превратились в мясистые щупальца, живущие своей жизнью.

Застонав и пару раз дернувшись в судорогах, он кончил и в каком-то смысле родился заново, стряхнул с себя все пережитое за последние часы и провалился в ватный пузырь удовольствия.

– Я тебя люблю, – прошептала Мириам ему в ухо.

У него не было сил ответить.

Встать.