Уиронда. Другая темнота

Пичони захлестнула разрушительная, слепая ярость. Ножка тумбочки с торчащим сверху винтиком отвалилась и упала на пол. Самуэле ударил по ней молотком и вдруг понял, что прибил ее к своей правой ноге, чуть ниже колена. Сквозь штанину просочилась кровь. Но боли не было. Он чувствовал только опьяняющую эйфорию, облегчение и запах смолы. Винт вошел в мышцу легко, словно встал на свое законное место. Широко раскрыв красные, как вишня, налившиеся кровью глаза, Пиччони посмотрел в окно, на небо Турина, где висел прыщавый месяц, похожий на корочку сыра.

Самуэле разделся догола, лег на пол, схватил куски тумбочки и уверенными движениями хирурга начал прикреплять их к собственному телу. Инструкция больше была не нужна. Безумие знало, что и как нужно делать.

Он прикрутил опору к локтю, распилил ножку тумбочки и приколотил куски к запястьям. Потом превратил полки в части чудовищного экзоскелета и приклеил их силиконовым клеем к груди, а затем прибил две ножки тумбочки к икрам, чтобы получились ходули из мяса и дерева. С криками и проклятиями выколол себе один глаз и вставил на его место пластиковую шайбу, из-за которой и сошел с ума. Засунул кусок опоры в прямую кишку и проталкивал все выше и выше, пока не почувствовал, как рвется кишечник. Наконец, выбив молотком зубы, принялся старательно и аккуратно вставлять в десны обеих челюстей винтики, гвозди и ключи-шестигранники.

Он закончил на рассвете.

Прихожая напоминала помещение для рубки мяса.

Самуэле Пиччони проковылял на своих новых ногах-ходулях к зеркалу в гостиной и принялся изучать отражение, которое больше ему не принадлежало.

Он не смог бы дать название тому, что создал. Получилось какое-то инопланетное насекомое из фанеры с мышцами, висящими, как лохмотья, или богомол – наполовину из дерева, наполовину из мяса, или жуткий зверь из какого-нибудь современного мифа, обитающий в дремучих шведских лесах, или существо из самых мрачных фантазий мебельщика. Немыслимая конструкция из ДСП, костей, ребер, дюбелей, сухожилий, клея, опухших ран и крови, запекшейся на месиве из мяса и опилок.

Нет, Самуэле Пиччони не смог бы дать название тому, что создал. Но он справился.

Закончил работу.

И сверкая своей новой металлической улыбкой, опьяненный запахом акрила и победы, Самуэле вышел из квартиры в молочный рассвет.

Он найдет свое место в мире.

Скала – их дом

Воздух насыщен электричеством. Белый дракон тумана лежит на гребне гор. Зверь поглотил солнце, длинные тени ласкают камни.

Вдруг налетает порыв ветра.

Аделаида прячет подбородок в ворот куртки, крепче сжимает в руках зеркалку и делает пару снимков заснеженного Табора, на вершине которого стоит каменная часовня, изрядно потрепанная ветрами и перепадами температуры. Витторио, низко опустив голову, идет первым, по тропке, вьющейся у самого края пропасти; под порывами ветра штанины его брюк липнут к ногам.

– Витторио! – Аделаида старается перекричать вой ветра в скалах. – Может, вернемся? Погода меняется…

Витторио поворачивается, на загорелом лице появляется улыбка, открывающая зубы цвета слоновой кости:

– Давай, осталось чуть-чуть. Еще каких-нибудь десять минут.

Аделаида смотрит вниз, на долину. Там по-прежнему светит солнце. До места, откуда они начали свой путь, четыре часа пешком. Сейчас бы посидеть у печи и снять усталость бокалом красного вина…

– Мне не нравятся эти облака. Давай вернемся, а потом попробуем еще раз?..

– Временное атмосферное возмущение, – с видом знатока хмыкает Витторио. – Плохой погоды не обещали. Давай, мы почти дошли!

– Хорошо.

Аделаида затягивает шнурки на капюшоне и продолжает идти вперед, чувствуя, что между лопаток текут струйки пота. Витторио лучше знает, как вести себя в горах. И мысль о том, чтобы разочаровать его, помешать восхождению на вершину в три тысячи двести метров, для нее страшнее, чем ветер, высушивающий губы, чем судороги, которыми сводит икры. Она любит его так, как никогда никого не любила. Это приводит ее в восторг и в то же время пугает.

За двадцать минут они добираются до последнего участка тропы, огибающего скалу и ведущего к вершине. Перед ними – довольно открытый проход, метров двести пустоты, а в конце – россыпь камней из гнейса. И тут слышится грохот. Даже не грохот, а, скорее, усталое ворчание неба, но этого достаточно, чтобы у Аделаиды перехватило дыхание.

Грозный дракон из тумана приближается к вершине Табор, выгнув серую чешуйчатую спину.

– Витторио, не хочу показаться занудой, но…

– Аде, мы почти пришли. Последний рывок.

Дойти до гребня на вершине, а оттуда – до часовенки, на которой качается железный крест – настоящая мука. Всего несколько метров, но из-за сильных порывов ветра им, кажется, нет конца. Витторио и Аделаида на секунду останавливаются на пороге часовни, успевают сфотографировать море облаков, пенящихся под вершиной, и сразу прячутся внутри.