Уйти красиво и с деньгами

Бестактный Вова решил дать совет:

– Если все так серьезно, откажи Пиановичу – и дело с концом.

– Молчи, дурак! Лиза, мы что-нибудь придумаем!

– Конечно! Я сам все налажу, – пообещал Вова. – Тем более что мы собрались нынче на кладбище. Я распишу Рянгину, как ты убивалась и какая он свинья.

– Не надо ничего расписывать! – замотала головой Лиза.

– На какое еще кладбище? – насторожилась Мурочка.

– На обыкновенное, Серафимовское. Сама посуди: если эта шайка собирается в склепе Збарасских, после ограбления Натансона они там, конечно, тоже побывали. Возможно, спрятали добычу в тайник, оставили следы, улики, сигарный пепел – все, что полагается. Главное, тайник бы найти! Ванька обещал ломик захватить, чтоб внутрь, за решетку, пробраться.

Мурочка нахмурилась:

– Это скверно! В могилы лазить нельзя!

– Мы не полезем в могилы, только склеп осмотрим. Хотя в выпуске «Нат Пинкертон и черная печать» тайник как раз был в саркофаге…

– Ну и что? – топнула ногой Мурочка. – Если в гробу тайник, не лезьте туда. Я не хочу, чтоб тебе голову раскроили, как Натансону. И вообще, есть дела поважнее.

– Какие, позволь узнать?

– Ты сию же минуту отправишься к Рянгину и приведешь его сюда.

– А если он не захочет?

– Тащи силой!

– Не надо силой, – взмолилась Лиза. – Я понимаю: все кончено, и ничего не вернуть.

Мурочка уперлась:

– Как это не вернуть? Ни за что не поверю! Володька, чего ты сидишь?

Володька нехотя вылез из-за стола, вздохнул, сунул в рот ложку варенья, потом другую.

– Вот до чего я дожил! – мрачно проговорил он. – Мало того, что меня гонят из дому, от стола – я еще должен наступить себе на горло и устроить свидание с другим девушке, в которую влюблен уже десять лет.

– Какой же ты, Вова, болтун! – возмутилась Мурочка. – Здесь судьба решается, а ты шутишь.

– Хороши шутки! Наступили на разбитое сердце французским каблуком и требуют, чтоб я сказал спасибо. О, женщины, вам имя вероломство!

Он было ступил в сад, отбросив в стороны полосатые занавески, но тут же вернулся. За ним в беседку вошел Ваня Рянгин.

16

Лизе показалось, что за эти недели она совсем забыла, какой он, ее Ваня. Она помнила, конечно, его серые глаза в пестрых ресницах, и медный загар, и губы, которые жадно целуют. Но что-то совсем другое стало в нем заметно. Он, оказывается, очень высокий, худой, плечистый; щеки у него впалые, а рот жестоко сжат. С таким Лиза не рискнула бы на качелях кататься. Вот что значит Мурочкино: «Он совсем убит»! И это она, Лиза, с ним сделала!

– Добрый вечер, господа, – сказал Ваня, остановившись на пороге и не делая ни малейшей попытки продвинуться к столу с вареньем.

– Здравствуйте! Не желаете ли чаю? – спросила Мурочка тонким церемонным голоском.

Всем стало неловко, потому что Ваня совсем не смотрел на Лизу.

– Спасибо, я уже пил, – ответил он.

Глухая тишина обнаружила, что в беседку проникли две крупные, виолончельного зуда мухи. Они застенчиво кружили над столом, не решаясь присесть.

– Вова, ты совсем забыл! – наконец спохватилась Мурочка. – Мы должны пойти и отыскать для папы «Сожаление» в четыре руки.

– «Сомнение», что ли? – не понял Вова. – Так оно на рояле.

– Нет, «Сожаление»! Такой романс тоже есть. Ты не помнишь, где ноты?

Мурочка вытолкнула брата из беседки и потащила к дому. Лиза и Ваня молча стояли в разных углах. Лиза ежилась от Ваниного взгляда, направленного мимо нее, но готова была простоять в этой беседке хоть тысячу лет.

– Вы совсем другая с этой прической, – сказал Ваня наконец.

– Ах, это? Пустяки! Сейчас! Только не говори мне «вы»!

Лиза быстро, обеими руками, стала выдергивать из волос и бросать на пол шпильки. Потом потрясла головой, и растрепанная коса, медленно развернувшись из узла, упала ей на спину. На Ванином лице вымучилось что-то вроде улыбки.

Лиза собралась с духом и начала:

– Я должна рассказать, как это вышло. Если б ты знал…

– Зачем? – перебил он. – Все ясно. Никакие слова не нужны.

– Ах, нет! – вскрикнула Лиза.

Отчаяние придало ей голоса и сил. Она понеслась, едва переводя дыхание. Быстро выпалила и про «Викторию», и про взятые из кассы десять тысяч, и про сватовство, и про то, как она несчастна, несчастна, несчастна.

– Вон оно что, – потупился Ваня. – Ты говорила: судьба да судьба. Значит, это судьба и есть! Никого не спрашивает.

– Я ни в чем не виновата!

– Нет, конечно, – согласился Ваня. – Очень благородный поступок. Никто правды не знает, вот в городе и болтают всякие гадости. От этого еще хуже. Я всегда буду тебя любить. Ты необыкновенная! Меня в тот день, когда мы в беседке сидели – помнишь? – должно было молнией убить. Я очень этого хотел.

– Нет!

– Не надо плакать. Ты верно поступила, иначе было нельзя. Я теперь просто уеду, и все. Назад попрошусь, в Иркутск, – у меня там брат.

Только когда он это сказал, Лиза поняла, что все безнадежно. Слушая в гостиной разговоры про медовый месяц в Ницце, она всегда воображала, как они с Ваней удерут в Америку или случится еще что-нибудь в этом роде. Но если Ваня уедет насовсем, и она никогда больше его не увидит…

– Нет, нет, нет!

В одно мгновение Лиза обежала громоздкий стол с самоваром и бросилась к Ване.