Уйти красиво и с деньгами

– Откуда у тебя эти сведения? В «Нетском крае» про даму нет ни строчки! Даже в городе ничего такого не болтают – а ведь у нас любые слухи мигом разносятся. Что, у вас следователь Щуров в карты играл и проболтался? Или твой Пианович как-то прознал?

Лиза покачала головой:

– Никто ничего не прознал. Но то, что у Натансона была дама и смотрела бриллианты, я знаю точно, потому что эта дама – я.

Володька замер с открытым ртом, а Мурочка с ложкой, полной варенья. Тишина воцарилась такая, что стали слышны не только гудение мух, но и какие-то дальние-дальние – за Нетью, наверное, – крики, и ход поезда на баснословном горизонте, и легкий звон собачьей цепи, и частый шорох, с каким Дамка во дворе чесала за ухом.

– Я ничего не понимаю, – пролепетал наконец Вова.

– И я, – сказала Лиза. – Думаю, когда пойму, останется только бежать куда глаза глядят.

– Признайся, ты все это сочинила? – возмутилась Мурочка.

– Не сочинила! Я была у Натансона с Игнатием Феликсовичем – он выбирал мне подарок. Там было колье, маленькая диадема с лучами и сплошной бриллиантовый браслет. Все это потом украли!

– Это просто совпадение! – не желала сдаваться Мурочка. – Так всегда бывает!

– Так, наоборот, совсем никогда не бывает.

Вова схватил свою тетрадь:

– Постой, я запишу! Мы ведь с Рянгиным сегодня на кладбище идем. Вдруг мы обнаружим тайник, а там все эти штуковины с лучами!

– И ты, наконец, прославишься, – съязвила Мурочка.

– Или вас там убьют, – тихо сказала Лиза.

В голове у нее клочьями плыл туман. Обрывки незваных мыслей бродили друг за другом, картины проявлялись и исчезали – Ваня с синяком под глазом, Кашин кинжал, Ницца, человек в канотье, газета «Речь» с отделом происшествий. Все это складывалось в бесконечные, утомительные, странно правильные узоры. Такие получаются, когда крутишь картонный цилиндр калейдоскопа с его зеркальным нутром и горсткой битых стекляшек. Стекляшки брошены наобум – желтая, бутылочно-зеленая, аптечно-рыжая, рубиновая, синяя…

– Мне пора идти, – сказала вдруг Лиза и встала из-за стола. – До завтра!

Голос у нее был сухой, неприветливый, но Вова с Мурочкой не обиделись – они видели, что на душе у подруги смутно, плохо.

От Фрязиных Лиза домой не пошла, постучалась в окошко к Пшежецким. Никто не отозвался. Лиза вошла во двор, поднялась на крыльцо, стукнула уже в дверь:

– Антония Казимировна! Кася!

Мать и дочь обе были дома. Выглянул в переднюю и ксендз Баранек с бумагами в руках и в очках на небольшом серьезном носу. Лиза вежливо улыбнулась:

– Простите, но мне минутку нужно поговорить с Касей.

Каша вышла на крыльцо, сгорая от любопытства.

– Пойдем куда-нибудь в укромное местечко, – шепнула ей Лиза. – Туда, где никто не бывает и никто нас не услышит.

Каша кивнула. Она повела Лизу за дом и за дровяной сарай, в густые кусты акации, облепленные паутиной. Там стояла кургузая некрашеная скамеечка, совершенно замаскированная досками и старой клеенкой. Конечно, у Каши должно было быть именно такое потайное, сплетенное из сора гнездо в самом глухом углу. Наверное, здесь она читала Зосин дневник и обдумывала, куда лучше ударить, чтоб убить наверное. А может, мечтала об Адаме и о безумной страсти. Не слишком здесь было живописно – но ведь жилы себе она вообще резала в нужнике!

– Ты что-то узнала, Одинцова? – по-деловому спросила Каша.

– Нет. А ты?

Каша отрицательно потрясла своей рыжей головой.

– Ничего не вышло! – сказала она. – Варнавин-Бельский уехал. Вот досада! Он гастролирует сейчас в Семипалатинске и Верном – туда к нему не подберешься. А ведь у него такие ручищи, что… Помнишь, как он Дездемону душил? И белый цветок на нее бросил, только не настоящий, а из тафты…

– Не говори глупостей, – прервала Лиза. – Варнавин не мог убить: его, я знаю, тогда даже в городе не было. Живет он нараспашку – если б у него деньги Зосины появились, все бы заметили. И венчаться они не могли – Варнавин у нас только с прошлого сезона, а до этого в Пензе играл. Выбрось его из головы! Лучше покажи мне свой крестик – тот, Зосин.

Каша пожала плечами, но крестик показала. Лиза потрогала кровавые рубины, тусклые бриллиантики. Похожи!

– Ты слышала когда-нибудь о кресте Боны Сфорца?

– Нет, – призналась Каша. – О кресте – нет.

– А Бона кто такая?

– Бона Сфорца?[15] Это польская королева. Она была из Италии родом, из Милана. Мощная историческая личность эпохи Ренессанса.

– Как интересно, – вяло восхитилась Лиза.

– Знаешь, у меня есть ее гравированный портрет. Работа, конечно, современная, но пан Матейко[16] удивительно чувствовал дух старины!

– Как и пан Сенкевич. Они оба мне не подходят, – вздохнула Лиза.

Однако вдохновенная патриотка Каша уже помчалась в дом. Через несколько минут вернулась с увесистой книгой на польском, страницы которой пестрели частым штакетником W и перечеркнутыми L. Бедная

Зося! Эти непривычные буквы напомнили Лизе о ней и ее дневнике.