Уйти от себя…

— Слухай, племяшка, ну его до биса. Еще неизвестно, шо это за человек такой. Но раз его Волохов забрал, это уже поганое дело. Для этого человека поганое. Ты никому ничего не говори. Я тебя уже не раз предупреждал — лучше молчать. А то и до беды недалеко.

Лена сняла корзинку с велосипеда и пошла в дом с разочарованным видом. Конечно, она не ждала от дяди, что он немедленно бросится на выручку незнакомцу. Но мог бы хоть возмутиться, выругаться, посочувствовать ему как-то более убедительно…

Володя опять приступил к работе, размышляя над тем, что ему рассказала Лена. Если мужика ограбили в поезде и он даже знает имя грабителя, ему несдобровать. И принесла же его нелегкая прямо в берлогу Куренного. В милиции он свой человек, водит дружбу с Дмитрием Ивановичем и всей его продажной кодлой. А если этот несчастный без документов, его могут держать в кутузке бесконечно. Для местной милиции правил по задержанию не существует. Для них вообще никаких законов не существует.

Володя внутренне начал закипать, вспоминая беспредел в отделении милиции, невозможность что-то изменить, потому он и ушел оттуда. Его тогда не остановило ни звание, ни уважение жителей станицы. Просто в один, не самый прекрасный момент он понял, что больше не хочет служить в милиции, которая даже не скрывала своих связей с бандой Кудри. Он совершенно точно знал, что и среди казаков были пособники банды. И не зря его заместитель привечал и тех и других, не гнушаясь подношениями с обеих сторон. Тут даже доказательств не требовалось. С каких таких денег Дмитрий Иванович, став начальником милиции, за два года отгрохал себе настоящий дворец? Он же и Володю убеждал, что надо на многое закрывать глаза. Тогда и он не будет в обиде…

А о проделках Олега Куренного не знали разве что ленивые. Этот бравый казак, который любил пронестись галопом по станице со своей командой, бряцая кинжалами и саблями, в свободное время оттачивал свое мастерство вора в поездах. Опять же за руку его никто не схватил. Но он сам любил прихвастнуть своими успехами после удачной поездки. Да и жил на широкую ногу. Старший брат Куренного — в недавнем прошлом известный бандит, вдруг увлекся восстановлением казачества и возглавил местных казаков. Он даже учредил особый свод правил, где первым пунктом было обозначено, что первостатейная обязанность казаков — почитать старших. Старики станицы порадовались, одобрили устав, повытаскивали дедовскую форму и тоже стали принимать участие в смотрах казаков. Сами уже не гарцевали на конях, возраст не позволял, но с важным видом стояли в парадной казачьей форме, траченной молью, принимая смотр, как при Брежневе на первомайском параде. Старший Куренной относился к старикам с особым уважением, и это их очень подкупало. Все это было похоже на театральное представление, но народу нравилось и отвлекало от мыслей о небогатой жизни, в то время как сам Куренной и его приспешники откровенно жировали.

Поречный ушел из милиции, с треском захлопнув за собой дверь. Сначала его бывшие сотрудники посмеивались и даже радовались. Не было теперь над ними строгого надзора, поскольку только он и следил за порядком в рядах милиции. А вот когда бандиты разгулялись, да не только свои, а стали появляться и залетные, стало не до шуток. Оказалось, что относительный порядок в станице существовал только благодаря строгому надзору бывшего начальника милиции и преданных ему людей. Но одних постреляли в бандитских разборках еще при Поречном, а он сам отказался помогать ныне коррумпированной милиции. Так что теперь Володя был уверен — в милиции царил полный беспредел.

Во двор выглянула Лена и позвала обедать. Только она и есть его утешение. Никогда словом не попрекнет, когда он, бывает, выпьет чарочку. Но он старался не огорчать ее. Золотая девушка. И в школе сразу вписалась в учительский коллектив, и дома успевает по хозяйству. Вот только жениха нету. А это плохо. В двадцать два девушки уже должны обзаводиться семьями, рожать детей. На их улице, почитай, все ее ровесницы уже нянькаются с детишками. А Лена, как строгая учительница, никого к себе не подпускает. Какой-то Женя со странной фамилией Штейн ей пишет. Еврей, ясное дело. Володя видел его фотографию — кудрявый, глаза, как те блюдца — с поволокой, усики маленькие. Но он ей не нравится. Да и на кой он ей сдался — двоечник, хоть и учитель. До сих пор диплом получить не может. А еще детей учит. И чему он их учит? Володя из личного опыта знал, что евреи бывают либо хитрые, либо умные. А особо удачливые обладают и тем и другим качеством. А этот — ни рыба ни мясо, ни Богу свечка, ни черту кочерга. Так он и сказал племяшке из боязни, что вдруг она скрывает свои истинные чувства. Мало ли что может быть на душе у одинокой девушки? Ведь сидит вечерами, пишет ему письма и его стихи перечитывает, задумчивая становится…