Укатанагон и Клязьма

– Травянистые клумбы в лесу хороши, – похвалил Алекзандер, усевшийся на солнышке. Доставая разутыми ногами до воды, он старался добрызнуть до бесхвостых земноводных, которые никак не реагировали на эти детские глупости. Не дождавшись концерта, компания направилась обратно, Паолиньо потянул вниз цепь, висевшую вдоль стены – и над верандой образовался большой цветной навес, укрывший лёгкий стол с садовыми плетеными стульями – и в этот момент со стороны ручья донёсся не какой-то жалкий лягушачий звук, а густая, низкая, с иканием, песнь о непростой жабьей жизни. Алекзандер засмеялся счастливым детским смехом, странным для его крупной фигуры, и Паолиньо подумал, что эта ситуация не тянет на такой смех, максимум на усмешку, а радость Алекса объясняется тем, что Китри сегодня не огрызается и выглядит довольной, и ему этого достаточно для счастья, хотя у неё при этом могут быть очень своеобразные мысли и планы. Китри и Паолиньо пили желтый домашний лимонад с розовым льдом, ягодами и плавающими мелкими пахучими зелеными листиками и дегустировали сделанное в виде лёгких китайских шаров сладкое и соленое печенье, уложенное в семь этажей в большущей коробке с окошками. Алекзандер пил горячий чай с разноцветными вареньями. В центре стола стояло блюдо с длинными кривыми щипцами: на блюде горкой лежали подвяленные и чем-то припорошенные ягоды, кусочки фруктов и зелень. Становилось жарко.

– Ну что, Паолиньо, тосты говорить не будем, но всё-таки сегодня ровно полгода. Кое-кто считает нашу операцию историческим событием, а тебя, соответственно, исторической личностью. Так что поздравляю.

– А я тебя.

– Прямо вы фронтовую операцию провели, ветераны. А где же ваши пленные? Вы обещали показать, – сказала Китри.

– Как ты тут замечательно устроился, – игнорируя её слова, продолжил Алекзандер, – можно только позавидовать.

– А сколько раз я говорил тебе: приезжайте. На природе исчезают все проблемы. Чувствуешь себя ребёнком и удивляешься: что это за проблема такая была? Это наваждение было, а не проблема, из проблемы получается везуха.

– Когда у тебя нет проблем, тебе нечем поделиться с теми, у кого они есть, – сказал Алекзандер.

– Неплохо, – уронила Китри.

– Насчет сада и ручья ты мог бы посоветоваться с профессионалом. В целом, хорошо, но, как обычно у любителей, – перебор. Мрачные птицы. Черные с красным, черные с зеленым, черные с желтым – ты не замечал? А я вот помню синих колибри, зависших над цветами. Вот это было твоё и про тебя! Китри, Ваша таблетка, – он протянул ладонь с лежащей на ней круглой капсулой, которую Китри осторожно подцепила рифлеными ноготками и крупным демонстративным жестом положила в рот, проглотила, облизала губы и сказала:

– Просто объеденье.

– Весёлая, оказалось, это штука – быть садовником, Китри, – обратился к ней Паолиньо, – вы слыхали про сады Хенералифе? Нет? Алекс, придется любителю самому рассказать Китри. Представьте: начало четырнадцатого века, дворец, двор ручья – так они называли: двор ручья, двор кипарисов, плюс бассейны, один за другим, в линию, фонтаны, дети бегают! Шедевр, рай! И что в центре всего?

– Мужчина, конечно, – неожиданно ласково сказала Китри, всем телом повернувшись к Паолиньо.

– А вот это, Китри, очень грустно! – неожиданно резко вступил Алекзандер, – вы специально его отвлекаете, но я вас предупреждал, что все попытки связи фиксируются и очень плохо влияют на Ваши перспективы. Очень. Кстати, Паолиньо тоже это всё фиксирует, вернее, фиксирует не он, но он тоже получает информацию.

– Это была не моя попытка, ты же знаешь.

– Но ты ответила.

– Да, автоматически, автоматически, не все такие железные тюремщики…

– Поэтому отнято всего три часа. Тоже автоматически. Единственный день в неделе! Мы должны были бы возвращаться через пять часов, а теперь уже через два часа. И меня это очень огорчает, очень, Китри, я ведь тоже в тюрьме…

– Ладно, – сказал Паолиньо, – продолжаем веселиться.

– Нет повода, – ответила Китри.

– Я тут не при чём.

– Вы все тут ни при чем: взяли и женщин по тюрьмам рассадили…

– А разве не ваше сообщество хотело разделить людей на высших и низших?

– Не мы начали, – сказала Китри, расстроенная тем, что даже и здесь, в глуши, оказалось невозможным пообщаться ни с кем из своих, – вы это практикуете как только слезли с деревьев. Царь зверей людей сажает за решётку.

– Вот это хорошо. Ты шутишь – мы смеемся. Мы шутим – ты смеешься.

– До идеала, может быть, далеко, – улыбнулся Паолиньо, – но зато любящая Марианна всегда сможет с каким-нибудь неугомонным Буонапарте завести не только девчонок, но и ужасных, отсталых, противных мальчишек.

– Что-то вы сегодня озабочены детской темой, пришла пора нацепить очки с хохолком – и в лес, на деревья?

Паолиньо рассмеялся: – Интересно, все детали нашего свидания известны вашему сообществу?

– Даже те, что могут вас очень сильно смутить.