Собственноручно устроив личное счастье верного врага, Сергей пополз к соседскому забору в надежде увидеть кого-то из кормилиц. Но, увы и ах, в этот день с халявной кормежкой он пролетел. А посему, перекусив на скорую руку тем, что нашлось в расставленных на кухне консервах, он еще какое-то время повозился в доме, окончательно рассортировал вещи и сложил пустые коробки в небольшом чулане. Посчитав на этом миссию по обустройству на новом месте окончательно выполненной, он расположился сибаритствовать на веранде с огромной кружкой кофе и сигаретами.
Придремывая в полглаза, господин Никольский мысленно перебирал свои ощущения от последних насыщенных непривычными эмоциями дней. Похоже, городской психолог был прав — отдых в среднерусской глубинке начисто вымыл из его сознания и невроз, связанный со скачкАми ставок, и слепое желание крушить ненавистные мониторы с мелькающими графиками котировок. Все рабочие контакты на телефоне он включил в черный список. Оставил только один — самый важный. Но с него ему пока ни разу не позвонили. Значит, и без него жизнь не замерла, не остановилась, как он боялся. Планшет он за эти дни включал лишь для организации оружия массового и надежного истребления горластых ночных крикунов — даже удивительно, почему это в городе он и спал, и ел, и даже в туалет ходил с этим чертовым гаджетом. Значит, есть жизнь и на Марсе, то есть без гипнотизирующего мерцания злобно оскалившегося надкушенного библейского плода? Да и народ в этом селе оказался… другой. Совсем не такой, к какому он привык в своей мегаполисной среде: шумные, но искренние, порой не особо тактичные, но сострадательные, не жадные сами и при этом ужасно благодарные в ответ на проявление мелочевой вроде бы заботы, не модельной внешности, но покоряющие иной красотой — той, что идет изнутри и освещает все вокруг. Хорошие, в общем. Вернее — замечательные.
Непонятный шум за забором отвлек Сергея от философских мыслей. Согласившись с внутренними собеседниками о пользе любопытства в данных обстоятельствах, он тихонько подошел к оградке и аккуратно заглянул к соседям.
В подворье заехала телега со странной дощатой будочкой, занимающей почти всю поверхность данного транспортного средства. Перед будочкой, на невысокой приступке восседала Анастасия Ниловна с сурово поджатыми в узкую линию губами. Она натянула вожжи крепкой рукой и зычно рявкнула:
— Тпр-р-р-ру-у-у, окаянный, аль повылазило табе, на крыльцо на самое прешь.
Гнедой окаянный сердито зыркнул, мотнул гривастой башкой, грызанул желтоватыми крупными зубами звякнувшие удила, но остановился и даже переступил пару шагов назад, толкая обратно телегу мощным крупом.
— Да стой ты ужо, шельма. От я табе, — замахнулась на непослушную животину наездница.
— Ба, ты че такая красная да злая, а? Напекло че ле? — испуганно вопросил выскочивший из сеней Антоха.
— Да с Гридинскими бабами собачилась. Вишь, им белых кирпичей подавай. А где я им белых возьму, ежли мне на заводе только ржаного и выдали. Еле-еле от пятерых сучек горластых отбрехалася, — Анастасия Ниловна решительно спрыгнула с телеги и принялась споро распрягать свой странный гужевой транспорт. — А ишшо бяда у нас: в Жалудах Колька Гугнавый заболел. Бабы-от сказали, что кашлЯет он дуже сильно да в горячке уж второй день лежит. Коз-то евойных оне по очереди доили, чтобы сиськи не треснули, самого-то молоком горячим поили и первачом растерли дважды. А я тудой и не проехала бы на телеге. Так что надоть ему трав намудрить да жиру медвежьего и свезти прям седни. Свезешь, Антоха. Я табе Лужка дам.
— Ба, а на лисапете никак нельзя? — шмыгнул конопатым носом погрустневший от полученного задания рыжик.
— Какой лисапет? Утопить его хошь? Так-то и я бы на телеге мотанула. Да там так лужи размыло — и трахтор встрянет. Тока на коне верхом. Аль пешком. Да куды пешком-то на ночь глядя, возвращаться совсем по темноте тада будешь. Не. Никаких лисапетов. Тока на Лужке.
— Да он меня не слушает, — виновато понурил голову внук. — Как будто это не я правлю, а он. Куды хотит, туды и везет. Или вообще — свернет в поле и пасется, как я ни тяну узду. У-у-у, вр-р-редный, — погрозил мальчишка худеньким кулачком в сторону распряженного Лужка, тем временем безмятежно щиплющего яркие малиновые головки сочного клевера.
В этот момент из сеней вышла одетая по форме Лилия Андреевна, при виде которой в горле Сергея Михайловича снова моментально пересохло и запершило, а в ширинке зашевелился раздраконенный донельзя событиями и видениями последних дней и ночей, оголодавший по твердой женской руке "одноглазый змей".
— Мама, как же мы его вечером отправим? Туда семь километров, да обратно столько же. Да на строптивом коне. Давайте я попробую на Ниве?
— А давайте вы все останетесь дома и напечете мне пирожков. Уж очень хочется домашних пирожков с капустой, — решительно влез в разговор Сергей, уже не скрываясь приподнявшись на штакетником. — А я отвезу что надо куда надо. На Лужке. Раз там техника не проходит.