Уха в Пицунде

Я мельком посмотрел карту, но всё же заметил чёрную икру с гречишными блинами. Это следовало заказать всенепременно.

— Ну и что ты тут нашёл? — оглянулся по сторонам Фёдор Модестович. — В «Метрополе» лучше. Да и в «Праге».

— А вот поедим, тогда узнаете, — сказал я. — Боря не подведёт.

— Какой Боря?

— Знакомый.

— Ну-ну.

Фёдор Модестович отложил трубочку и залпом выпил аперитив до дна.

— Ты лучше скажи — книгу про меня написать можешь? — сказал он, отдышавшись.

— Книгу? — посмотрел я на него. — Книгу о ком угодно можно написать.

— Нет, я серьёзно — хорошую книгу страниц на триста. Я заплачу.

В этом была главная закавыка. Фёдор Модестович готов был удавиться за копейку.

— Сколько? — спросил я.

— Договоримся.

— Я как-то слышал байку о графе Тышкевиче. Он заехал в корчму, хотел поесть, но не сторговался с корчмарём. В корчме в это время сидел местный писарь, который написал стишок: «Ехал пан Тышка, была у него голодна кишка, долго торговался, на три копейки не сторговался и уехал голодный, как пёс».

— Кто такой Тышкевич?

— Магнат. Царь Николай Второй его обозвал «золотой свиньёй».

— За что?

— Не дал в долг денег.

— Сколько?

— Миллион.

— Всего-то?!

— Так то был миллион золотом.

— Сейчас у Абрамовича этих миллионов… — махнул рукой Фёдор Модестович. — Но ты не ответил. Берёшься за книгу?

За книгу мне браться не хотелось. Но и Фёдору Модестовичу сказать об этом было нельзя.

— Работы много, — вздохнул я.

— А ты после работы.

Вообще-то я знал манеру Фёдора Модестовича брать нахрапом, но сейчас мне она не понравилась.

К счастью, подошёл официант принимать заказ. Я с блюдами уже определился, но скромно молчал. Фёдор Модестович долго гонял официанта по всей карте и остановился на телятине на веретене.

— А пьём что? — взглянул он на меня исподлобья.

— Водку, — хмыкнул я.

— Может, коньяк? Или виски? Ты не стесняйся.

Я стесняться не собирался.

— Икра с гречишными блинами, шашлык из осетрины и овощи на ваше усмотрение, — продиктовал я официанту.

— Какие такие блины? — сурово нахмурился Фёдор Модестович и взял в руки карту. — Где ты их нашёл?

Я пожал плечами. Официант усмехнулся. Фёдор Модестович полистал карту, но блины не нашёл.

— Короче, неси что хочешь, — бросил он карту на стол. — Но цены здесь, я тебе скажу…

Возразить на это было нечего. Да где они сейчас нормальные?

— С моим заработком по ресторанам не походишь, — сказал я.

— А что? — покосился на меня Фёдор Модестович.

— Бедный.

— Ты не бедный, ты нищий, — поставил меня на место миллионер. — Писатели сейчас вообще никому не нужны. Тебе книгу предлагают писать? Пиши.

Я крякнул. Может, и были времена подлее, чем нынешние, но мне от этого не легче. Пей свою чашу, пей. И заедай икоркой с блинцами.

— В Польше мне халибут понравился, — сменил я пластинку. — Там его зажаривают в кипящем масле. Можно есть прямо с костями.

— Что за халимон? — без особого интереса спросил Фёдор Модестович.

— Палтус.

— Этого мы тоже берём, — усмехнулся рыбный магнат. — С угрём никак не налажу дело. Ел угря-то?

— Приходилось.

— Подь сюда, — поманил проходившего мимо официанта Фёдор Модестович.

Тот подскочил к столу.

— Убери-ка ты эту лампу и принеси свечи. Я люблю с канделябрами посидеть.

На одном из соседних столов действительно горела свеча.

Народу в большом зале ресторане было немного. За тремя столиками сидели парочки. В дальнем углу шумела юбилейная компания. Тапёр за роялем наигрывал что-то из классики.

— Любишь музыку? — спросил Фёдор Модестович.

— Шопена.

— А я Чайковского. И тебе советую. Своё надо любить, русское. Что это тебя занесло в Польшу?

— В Сопоте на конференции был.

— Ну и как они там, под американцами?

— Да не похоже, чтоб жировали.

— Сопот — это где?

— Под Гданьском.

— Курорт?

— Лучший у них. Но дворцов, как у нас в Подмосковье, я там не видел. И машины дешёвенькие.

— А что они думали — из грязи в князи? Ещё вспомнят русского дурака, который их даром кормил. Американцы каждый доллар заставят отработать.

— Да, — согласился я, — поля у них распаханы. У нас пустоши, а там комбайны урожай убирают. Потому и живут бедно, что работают.

— Чего-чего? — склонил набок голову Фёдор Модестович.

— Богато живёт только вор. У нас кто миллионер? Олигарх. А у него откуда богатство? Награбил или украл.

Хорошо, принесли канделябр со свечами, следом подали и водку с закусками. Фёдор Модестович опрокинул подряд две рюмки, закусил грибком. Мои гречишные блины, намазанные икрой, прямо таяли во рту.

— Во всём виноваты правители, — сказал Фёдор Модестович. — Можно было и страну сохранить, и народ не обидеть. Отпусти верёвочку подлиньше — он бы себе и пасся. А им нефтяную трубу захотелось. Теперь, конечно, трясут Бога за бороду, но чем это кончится, неизвестно.

— У вас много пароходов?

Фёдор Модестович вопрос не расслышал.

— Прикажете подавать горячее? — навис над нами официант.

— А что это у вас народу немного? — откинулся на спинку стула магнат.

— К десяти часам зал будет полон, — понизив голос, сказал официант. — У нас часто американский посол ужинает.

— Американский? — с сомнением посмотрел на него Фёдор Модестович. — И тоже при свечах?

Официант пожал плечами.