Ухищрения и вожделения

— Свистун нисколько не схож со станцией, — возразила Элис. — Ядерная энергия доступна пониманию и поддается контролю. Но это последнее убийство ужасно неприятно. Особенно для Алекса. Некоторые секретарши живут поблизости и ездят на работу и домой автобусом или на велосипеде. Алекс договаривается со служащими, у которых машины, чтобы по вечерам женщин отвозили домой, а утром заезжали за ними по дороге на работу. Но на станции работа посменная, и организовать это оказалось гораздо труднее, чем можно было бы себе представить. Да к тому же некоторые из женщин паникуют и хотят, чтобы их отвозили только женщины.

— Но не могут же они всерьез думать, что Свистун — их коллега, кто-то из сотрудников станции?

— Они вообще не могут думать всерьез, в этом-то вся беда. Побеждает инстинкт, а инстинктивно они подозревают любого, если это — мужчина. Особенно если у него нет алиби хотя бы в отношении двух последних убийств. А тут еще Хилари Робартс. Она ходит плавать почти каждый вечер, вплоть до октября, а иногда и всю зиму. Намеревается делать это и сейчас. Разумеется, вполне возможно, что шансов быть убитой у нее один на миллион, но эта бравада — плохой пример другим. Кстати, простите меня за вчерашний вечер. Не очень удачным вышел этот званый обед. Я должна была пригласить Хилари и Майлза, но я и понятия не имела, что их неприязнь друг к другу так велика. Не знаю, в чем тут дело. Может быть, Алекс знает, но я не спрашивала — меня это не так уж интересует. Как вы находите нашего местного поэта?

— Он мне понравился. Я думала, он будет подавлять своим высокомерием, но это вовсе не так, правда? Мы вместе прошли к руинам аббатства. Они так красивы при лунном свете, — ответила Мэг.

— Поступок нормально романтический для поэта. Я рада, что его общество вас не разочаровало. Но теперь, глядя на луну, я не могу избавиться от мысли обо всем этом металлоломе, что на ней остался. Человек оставляет после себя мусор повсюду, отравляя все вокруг. Словно испражняется кусками металла. Но в воскресенье полнолуние. Почему бы вам не зайти к нам, поужинать в тишине и спокойствии, когда вернетесь из Нориджа? Мы вместе сходим к аббатству. Я буду ждать вас к половине десятого. Мы скорее всего будем вдвоем. Алекс обычно уходит на станцию, когда возвращается из Лондона после выходных.

Мэг с явным сожалением возразила:

— Я бы с удовольствием, Элис, но вряд ли. Придется доупаковывать вещи, да и вообще сборы и проводы — тяжкое дело. К тому времени, как я вернусь из Нориджа, я способна буду думать только о теплой постели. Да я и не буду голодна. Я должна заставить их плотно поесть перед отъездом. К тому же я не смогу пробыть у вас больше часа. Миссис Данкен-Смит сказала, что позвонит с Ливерпул-стрит, чтобы сообщить мне, хорошо ли они доехали.

Элис вытерла руки и пошла проводить Мэг до двери, что прежде было совершенно ей несвойственно. Мэг подумала, что, рассказывая о прогулке с Дэлглишем, она, к собственному удивлению, ни словом не упомянула о загадочной девичьей фигурке, мелькнувшей в руинах. И дело было не столько в том, что она боялась придать этому слишком большое значение. Ведь Адам Дэлглиш ничего не заметил, а сама она вполне могла ошибиться. Что-то другое, какое-то странное нежелание говорить об этом, которого она не могла ни понять, ни объяснить, удерживало ее. Когда они подошли к двери и Мэг окинула взглядом залитое солнечным светом изогнутое пространство мыса, ей пришлось пережить миг необычайно острого, небывалого ощущения: ей вдруг показалось, что она пребывает в другом времени, в иной реальности, существующей одновременно с тем временем и местом, где она находилась в этот момент. Окружающий ее мир оставался неизменным. Она видела каждую мелочь обостренным взором: пылинки плясали в лучах солнечного света, омывавшего каменные плиты пола; каждая источенная временем плита под ее ногами казалась особенно твердой; каждая рябинка от гвоздя на тяжелой дубовой двери, каждый стебелек пробивающегося пучками вереска по краям пустоши бросались в глаза. Но сознанием ее владел тот, другой мир. И в нем не было солнечного света, лишь вечная тьма, наполненная стуком конских копыт, топотом ног, грубыми мужскими голосами, неразборчивым рокотом, словно морской отлив тащил за собой песок и гальку, смывая их со всех пляжей мира. А потом — шипение и треск сучьев, полыхание огня и секунда ужасающего безмолвия, взорванная долгим и высоким женским криком.

Она услышала голос Элис:

— Что с вами, Мэг? Что-нибудь не в порядке?

— Я на миг как-то странно себя почувствовала. Но теперь прошло. Все в порядке, правда.

— Вы переутомляетесь. Вам слишком много приходится работать в этом старом доме. А прошлый вечер вряд ли можно назвать вечером отдыха. Возможно, это просто запоздалый шок.

— Вчера я сказала мистеру Дэлглишу, что никогда не ощущала присутствия Агнес Поули в этом доме, — сказала Мэг. — Я была не права. Она — здесь. Что-то от нее здесь осталось.

Последовала долгая пауза. Потом Элис ответила: