Ухо Ван Гога

Новый подход к учету расходов устроил обоих художников: Винсент ответственно подошел к покупке продуктов, а Гоген начал вкусно готовить. Жизнь в Желтом доме значительно улучшилась. «С домом все идет очень, очень хорошо. Здесь становится не только удобно, но он превращается в дом творчества художников», – писал Винсент¹⁵. Ван Гог показал Гогену свои любимые места в городе, и жители Арля стали привыкать к виду странной пары – парижского денди и рыжего художника.

Погода поздней осенью того года стояла теплая, и Ван Гог работал практически непрерывно. Первая любовь к городу еще не прошла, он находил все новые и новые виды в Арле и за городом и рисовал их вместе с Гогеном. Тео он писал, что «сделал два наброска тополиной аллеи, и еще набросок общего вида улицы, совсем желтый»¹⁶. Гоген тоже написал этот вид. Они зарисовали аллею тополей в Аликампе[9] и надгробия вдоль нее. Перспектива у Ван Гога на одной из картин[10] получилась наклоненная, словно мы смотрим на сцену сверху вниз сквозь лиловые стволы деревьев. В целом все еще чувствуется сильное влияние японских художников. В Париже Ван Гог пользовался кусками шерсти, которую скручивал для того, чтобы понять, как смотрятся вместе и «работают» разные цвета и их комбинации, например сине-лиловые деревья с выжженно-оранжевым фоном.

Гоген был очарован Арлем в гораздо меньшей степени, чем Ван Гог. Арль не мешал ему писать, но Ван Гог чувствовал, что Гоген думает о чем-то другом:

«Он рассказывает мне удивительные вещи о Бретани и Понт-Авене, которые наверняка интересны. Понятное дело, что все там больше, лучше и красивее, чем здесь. Все более торжественное и, главное, более целостное и более определенное, чем небольшой, прибитый к земле и утомленный солнцем провинциальный городок в Провансе. Как бы там ни было, точно так же, как и мне, ему нравится то, что он видит, в особенности его заинтриговали арлезианки»¹⁷.

В начале ноября Винсент написал Тео, что они с Гогеном ходили посмотреть на девушек в районе красных фонарей. Гоген вырос в окружении одних женщин и вообще имел репутацию дамского угодника. Поведение Гогена удивляло и даже иногда шокировало Винсента. Ван Гог писал Эмилю Бернару, который хорошо узнал Гогена по Бретани:

«Гоген вызывает во мне интерес как мужчина… Без тени сомнения, это неиспорченный человек с инстинктами дикого зверя. Для Гогена кровь и секс представляют больший интерес и более важны, чем амбиции»¹⁸.

Памятуя о том, что обычно эмоции захлестывали ранимую душу Ван Гога, не удивительно, что он сравнил более общительного и «стадного» Гогена с «диким зверем». В этой оценке чувствуется не только удивление и уважение, но и некоторая доля сдержанности и опаски.

До этого на Юге Ван Гог не чувствовал, что ему как художнику бросают вызов. Он никогда не воспринимал Муриера-Петерсена в качестве соперника, потому что чувствовал свое превосходство. С Гогеном все обстояло по-другому. Он как бы «затмевал» Ван Гога силой своего характера и физической мощью. Он был очень общительным и компанейским человеком и живописно и красиво рассказывал фантастические истории о своих приключениях. Гогену было сорок лет (то есть он был старше Винсента на пять лет), он повидал мир, был женат, имел пятерых детей и оставил семью, чтобы путешествовать и заниматься живописью. Винсент считал семью идеалом существования, был одинок и бездетен, и его удивляло эгоистичное поведение Гогена:

«Он женат, но совершенно не производит впечатление такового, и мне кажется, что у них с женой совершенно несовместимые характеры. Он, естественно, привязан к детям, которые, судя по их портретам, очень красивые. Мы с этой точки зрения не выглядим такими одаренными»¹⁹.

Об отношениях Гогена и Ван Гога дает представление тон переписки художников. Они уважали друг друга, но никогда не были настоящими друзьями. Ван Гог в письмах всегда называл Гогена на «вы» (vous), а не на «ты» (tu) [на «ты» он был с Эмилем Бернаром]. Даже после того, как он два месяца прожил с Гогеном бок о бок в одном доме и уехал из Арля, он продолжал обращаться к нему в официальной манере²⁰.