— За эти запахи можно душу продать, — похвалил он ее.
— Кому? — Ксения сидела напротив и рассматривала его, подперев голову рукой.
— Тебе. Ты же кормишь! Ну, это еще как бонус к сердцу.
Она кивнула, ничего не ответила и, уткнувшись в тарелку, принялась ковырять еду. Глеб на несколько секунд завис. Прорывалось. Он никогда не говорил, что любит. Сказанное однажды, это слово больше не повторялось. Потому что он понимал — ее это тоже по-своему ранит. Зачем? Но в мелочах, как сейчас, то тут, то там, вылетало. И заставляло обоих чувствовать неловкость. Выдрать бы себе язык. В его работе главное голова и руки.
— Так, — бодрым тоном попытался он спасти ситуацию, — со мной все ясно! У тебя сегодня что?
— В отличие от тебя — без значимых новостей.
— Хочешь в кино пойдем?
— Если есть ужастик — на ночной сеанс, — рассмеялась она и едва не подпрыгнула от раздавшегося неожиданно звонка в дверь. Глянула на часы, будто это могло помочь в идентификации гостя, и сделала удивленное лицо. — Кому-то дома не сидится.
— Ну, я тут. Затопить меня ты не могла. Так что это явно кто-то со стороны!
— Железная логика, — резюмировала Ксения и ушла в коридор с тем, чтобы через минуту взирать на брата, застывшего на пороге, и весело восклицать: — Слава всем богам! Неужели ты вспомнил о моих приглашениях на кофе?
— Боги тут ни при чем! — раздался бас на всю квартиру. — У меня кофе закончился!
— А у меня есть! Проходи. Ужинать будешь?
— Буду! У тебя традиционно вкусно пахнет.
И в это мгновение Парамонов не усидел. Его растрепанная голова показалась в коридоре — с широкой улыбкой и смехом во взгляде:
— Это мне ревновать уже, да?
Ксения закатила глаза и устало проговорила:
— Если только очень хочется, — после чего совершила быстрый ритуал знакомства. — Это Денис, мой брат. А это Глеб.
— Ну вообще-то я за перфоратором зашел, — рассмеялся Денис, протягивая руку Парамонову.
— Так вот, чей это перфоратор! — хохотнул Глеб, пожимая ее. — А я все спросить не рисковал.
Очертил территорию. «Мое».
А в следующее мгновение «мое» рассыпалось на мелкие кусочки. Стоило только взглянуть в глаза человеку напротив.
«Я его сюда живого вез. В сознании. Живого, бл*!»
Замерли они одновременно. Рукопожатие обездвижилось в воздухе. Улыбки на губах застыли.
«Я его сюда живого вез». Будто слышится снова. В ушах звучит. В голове повторяется, как перематываемая назад пленка магнитофона.
На Ксению они оба взглянули одновременно. Глеб хапанул воздух и дернулся к ее брату.
— Приятно познакомиться! — громче, чем нужно.
— Взаимно, — протянул Денис. Медленнее, чем нужно.
Ксения же, захлопывая за братом дверь, распорядилась:
— Сначала ужин. Ничего с твоим перфоратором не случится.
— А-а… а вы тут… у вас… — Денис поморгал, отпустил Глебову ладонь и снова повернулся к Ксении. — Пахнет у вас вкусно…
Парамонов же, понимая, что нифига не понимает, что случилось что-то невозможное, чего не бывает в природе, оперся спиной о стену и, ощущая, как ухает в висках, ответил:
— Вот и я говорю… душу продать можно.
— Про душу проданную потом смотреть пойдем, — Ксения повернулась к Дэну. — Мы в кино собрались. Пошли!
— В кино? На что?
— Я еще не уточнял афишу, — вставил свои пять копеек Парамонов. — Пойду приборы поставлю.
И с этими словами ретировался на кухню. Стукнул ящиком стола, где лежали вилки и ложки. Вцепился в его край. И осторожно, тихо перевел дыхание, пытаясь привести мысли в порядок.
Как такое может быть? Вот как?!
Чтобы здесь, чтобы сейчас эдакий взрыв из прошлого в лице ее брата! Ну да, она говорила, он мчсник. Да мало ли мчсников? И мало ли хирургов! Как так вышло, что он наткнулся именно на этого?
Еще немного, и ему прямая дорогая в фаталисты.
С другой стороны, Осмоловский прав. Время идет. Два года прошло. Два! Какое это имеет значение сейчас?
«Все разнесу, а ты сядешь!»
Выдвинул все-таки ящик, достал нож и вилку. Положил на стол у свободного стула. Резко обернулся ко входу.
— Ксёныч, так я билеты беру?
— Обязательно, — она вошла в кухню. Одна. Подошла к Глебу. — На самый поздний сеанс и на самый последний ряд.
— На самый поздний сеанс и на самый последний ряд, — шепнул он ей в губы. — Но завтра я продрыхну весь день — идет?
Ксения заглянула в его до неприличия синие глаза, улыбнулась. Помолчала некоторое время и прошептала на выдохе:
— Посмотрим…
Парамонов сделал последнее движение головой, сокращающее расстояние между ними до поцелуя. Быстро и нежно. Коротко.
— У тебя. Нет. Совести.
— Нет, — согласилась она. — Совсем.
За ее спиной послышались шаги. Глеб поднял голову. Денис стоял на пороге и с видимым вниманием наблюдал идиллию на кухне. Следующий его жест вырвался сам, почти неконтролируемо. Он обхватил Ксению за талию, притянул к себе и поцеловал ее аккуратный веснушчатый нос. Сдул волоски с лица и улыбнулся. Денис опустил голову.
Всего несколько секунд. Можно было их и не заметить.
— Есть давайте, — сказала Ксения, высвобождаясь из рук Глеба, и добавила ворчливо: — Точно все остынет.
— Давай, — согласился Глеб. И снова, неожиданно для самого себя, посмотрел на Дениса и выпалил: — Так чего? В кино — с нами?