Уход Толстого. Как это было

Несколько позже он спросил меня, не приехал ли к С. А-не врач-психиатр. На мой утвердительный ответ он спросил: „Не Россолимо ли?“ Я сказал, что нет.

После молчания: „А ваша мать, Елизавета Ивановна, где?“

Я: „В Канне. Она телеграфировала, спрашивала о вашем здоровье“.

Л. Н.:„Как, разве там уже известно?“

Потом он сказал мне: „До свидания. А девушки наши спят?“

Я вышел и вызвал Александру Львовну.

Днем, когда я дежурил около его кровати, Л. Н., заметив, что я без своих обычных перчаток, спросил: „А у вас экзема прошла?“

В этот день я был свидетелем характерного проявления добродушного юмора, не покидавшего Л. Н-ча даже в минуты тяжелых страданий

Л. Н. лежал на боку, тяжело дыша, и стонал. В это время по поводу маленького инцидента не совсем „печатного“ свойства он вдруг с улыбкой повторил шутку одной отличавшейся остроумием умиравшей французской писательницы, по такому же поводу неожиданно сострившей над собою, к изумлению присутствовавших, считавших ее в агонии. […]

Потом, помолчав немного, он сосредоточенно прибавил: „Эта госпожа… (он назвал ее имя, которое я запамятовал) была очень серьезная и достойная женщина. Она была друг Руссо, значит, разделяла его взгляды. То есть, — добавил он медленно, взвешивая каждое слово, как бы формулируя для самого себя что-то имевшее для него серьезное значение, — т. е.… она была… религиозна… но не правоверна“»[198].

2 ноября

11 часов 45 минут утра

Телеграмма Александры Львовны Толстой А. М. Хирьякову

[АЛЕКСАНДР МОДЕСТОВИЧ ХИРЬЯКОВ, ПОСЛЕДОВАТЕЛЬ УЧЕНИЯ ЛЬВА ТОЛСТОГО, ЛИТЕРАТОР, СОТРУДНИК ИЗДАТЕЛЬСТВА «ПОСРЕДНИК», АВТОР СТАТЕЙ О Л. Н. ТОЛСТОМ. — В. Р.]

«Поместите газетах от моего имени: отец заболел бронхитом, прервали путешествие, непосредственной опасности нет, обстановка самая покойная и удобная. Только корреспонденты досаждают окружающих. Убедительно прошу их не приезжать. Буду вам телеграфировать ход болезни. Сообщайте мои телеграммы петербургскому агенту Ассошиэйтед Пресс»[199].

Из «Яснополянских записок»

Душана Петровича Маковицкого

(Продолжение)

2 ноября

«Л. Н., поговорив перед полуднем с Владимиром Григорьевичем, приехавшим в 9 часов, вздремнул.

В 12.30 дня в мокроте — кровь. Воспаление легких стало несомненным.

Когда Л. Н. был один, все время дремал, легко просыпался, в доброй памяти. Сегодня, как и вчера, немного диктовал: мысли о Боге и письма.

Около Л. Н. дежурили, чередуясь, Александра Львовна, Варвара Михайловна и я, теперь и Владимир Григорьевич. Приходил Стоковский. Приезд Черткова внес успокоение, он твердо убежден, что у Л. Н. хватит сил перенести эту болезнь. Александра Львовна не теряется.

Л. Н. серьезен и, наверно, понимает опасность, сознает, насколько ослаб, насколько болезнь серьезна.

Он нежен, смирен, старается угождать всем во всем, хоть и с напряжением сил, но не показывая этого, соблюдает душевное спокойствие. Очень благодарен за всякое внимание, услугу.

Температура между 2 и 5 часами пополудни— 39,5°, после упала до 38,8°.

Пожелал градусник и прочесть газеты. Владимир Григорьевич прочел статью Хирьякова (о Л. Н. и еще другие), Л. Н. еще просил — не о себе, а „что попадется“ политического.

Сзади, ниже лопатки влево, звук глуше, грохот крупных и малых пузырей. Вправо, под лопаткой, звук тоже немного глухой, хрипы. В этом же (правом) боку стал чувствовать легкую боль. Второй фокус воспаления.

В 6.30 вечератемпература — 38,8°, дыхание — 38. Я проветривал в это время, виню себя.

Потом в 7 часов заснул.Слышно,охал: „Боже мой, боже мой“. Я в первый раз слышал от стонущего Л. Н. эти слова»[200].

Из записок Владимира Григорьевича Черткова

(Продолжение)

2 ноября