Уход в лес

Но именно это обстоятельство, которое, прежде всего, привлечет к себе внимание плохого избирателя. Он видит себя со своим карандашом перед избирательной комиссией в униформе, близость которой его смущает. Регистрация происходит на столе, на котором, вероятно, даже есть остатки зеленого занавеса. Подготовка места голосования была, несомненно, продумана точно. Не похоже на то, что место, которое отмечает крестиком избиратель, можно увидеть со стороны. Но исключена ли такая возможность полностью? Вчера еще он слышал, как кто-то шептал, что избирательные бюллетени можно нумеровать при помощи пишущих машинок без красящей ленты. Одновременно он должен удостовериться, не подсматривает ли ему кто-то через плечо. Со стены огромный портрет главы государства в точно такой же униформе с неподвижной улыбкой смотрит вниз на него.

Избирательный бюллетень, к которому он теперь обращается, точно так же излучает внушающую силу. Он результат тщательных соображений. Под словами «Выбор свободы» виден большой круг, на который, кроме того, даже указывает стрелка: «Сюда принадлежит твое «Да»». Рядом с этим почти теряется маленький круг, предназначенный для ответа «Нет».

Наступает великий миг: избиратель ставит свой крестик. Мы в душе хотим оказаться рядом с ним; он действительно проголосовал «нет». Хотя этот акт является точкой пересечения фикций, которые мы еще хотим исследовать: выбор, избиратель, предвыборные плакаты, но они являются ярлыками для совсем других вещей и процессов. Это загадочные картинки. В своем подъеме диктаторы живут большой частью за счет того, что еще нельзя расшифровать их иероглифы. Затем они находят своего Шампольона. Пусть он и не возвращает старую свободу. Но, все же, он учит правильно отвечать.

Создается впечатление, что наш человек вошел в ловушку. Это делает его поведение не менее достойным удивления. Хотя в случае его «нет» речь и не идет об изъявлении за безнадежное дело, тем не менее, оно будет воздействовать дальше. Однако там, где старый мир еще купается в отблесках вечернего солнца, на прекрасных склонах, на островах, одним словом, в более мягком климате, этого не заметят.

Там произведут впечатление 98 других голосов, которые были отданы из 100. И так как давно и все более глупо празднуют культ большинства, 2 % просто не заметят. Они, наоборот, сыграют роль, чтобы сделать большинство наглядным и подавляющим, тогда как при 100 из 100 большинство отпало бы.

Итак, в странах, в которых еще знают настоящие выборы, этот успех сначала вызовет удивление, внимание, а также зависть. Если воздействие успеха станет заметно и на международном уровне, эти чувства могут резко смениться ненавистью и презрением. Также и тогда, в отличие от Бога перед Содомом, не обратят внимание на двух праведников. Будет звучать протест, что там, мол, все стали на сторону зла и потому созрели к заслуженной гибели.

5

Теперь мы хотели бы отбросить 98 % и обратиться к двум остальным, как к золотым песчинкам, которые мы просеяли. C этой целью мы пройдем сквозь запертую дверь, за которой считают голоса. Мы здесь войдем в одно из табуированных пространств плебисцитной демократии, о котором есть только одно официальное мнение и бесчисленные, пересказываемые шепотом, слухи.

Комиссия, которую мы здесь встречаем, тоже будет в униформе, но, вероятно, фамильярной, наполненной духом комфорта доверия. Она образована из местных представителей господствующей и единственной партии, кроме того, из пропагандистов и полицейских. Настроение подобно настроению владельца фирмы, который считает свою кассу, хотя не без напряжения, так как все присутствующие более или менее отвечают за результат. Оглашаются голоса за и голоса против — одни с благосклонным, другие со злым удовлетворением. К этому добавляются недействительные голоса и пустые листки. Наиболее неприятным будет настроение, если попадется эпиграмма какого-то остряка, как они, конечно, стали редкими. В кругу тирании не хватает юмора, как и всего другого, что сопровождает свободу, и шутка становится, все же, также тогда самой острой, если ради нее рискуют головой.

Мы можем предположить, что находимся в точке, в которой пропаганда уже довольно сильно продвинулась в ее устрашающем действии. В этом случае среди населения разойдется слух, что много голосов «против» были превращены в голоса «за». Но, возможно, этого совсем не понадобится.

Могло бы случиться даже совсем наоборот, если спрашивающий должен был бы изобрести еще голоса против, чтобы создать число, на которое он рассчитывал.

Несомненным остается то, что он дает закон избирателям, и не они ему. Вместе с тем становится заметным политическое свержение масс с престола, которое развивал девятнадцатый век.

При этих обстоятельствах уже могло бы значить много, если только один голос «против» из ста будет найден в урне. От носителя этого голоса можно ожидать, что он принесет жертву за свое мнение и за свои представления о праве и свободе.

6