– А теперь будем стричься!
Я сморщила нос:
– Я слишком устала.
– Ты только что спала!
– Да. Это был мой вечерний сон.
– Нет! – возразила Кит. – Я запланировала настоящий девичник.
И она начала доставать из сумки разнообразные предметы: коробку шоколадных конфет, маникюрный набор и лаки, пакет с попкорном, Боггл[7]
, пару выглядевших крайне неприлично любовных романов и какие-то провода.– Да, похоже, ты запланировала неслабую вечеринку.
Она кивнула:
– Настоящую оргию.
– Теперь я рада, что ты меня разбудила.
Она снова кивнула, словно не заметив моего сарказма:
– Я могу подключить компьютер к телевизору. Будем смотреть «Бриолин».
Я невольно улыбнулась. Когда мы были детьми, то обожали этот фильм. Мы включали его и начинали танцевать, забираясь на мебель и распевая дуэты.
Хотя она всегда заставляла меня исполнять партию Дэнни.
Кит встала и подняла одну руку вверх, словно собралась танцевать.
Я никак не отреагировала.
– Ну же! Я разрешаю тебе сегодня быть Сэнди.
Слишком поздно.
– Я не хочу быть Сэнди.
– Нет, хочешь.
– И я не в настроении петь.
– Ты всегда в настроении петь.
– Уже нет.
Она прищурилась:
– Когда ты пела в последний раз?
– Не помню.
– Я читала статью о том, что, если у вас есть талант и вы не в состоянии найти ему применения, это может разбить вашу жизнь.
Я посмотрела на нее в упор:
– Слишком поздно.
– Это самое мрачное высказывание, которое я от тебя слышала.
– Очень хорошо.
Она давила на меня, и мне не оставалось ничего другого, как отвечать ей тем же.
– И это даже не правда.
Я почувствовала, как во мне закипает злость. Если я говорила, что моя жизнь уже разбита, значит, она, черт возьми, была разбита!
– Сойдемся на том, что каждый останется при своем мнении.
Я могла прочитать по ее лицу, что она думает, будто я просто упрямлюсь.
И чем дольше она смотрела на меня, тем больше я ожесточалась. Она что, собирается стоять передо мной на своих здоровых ногах и испытывать недовольство тем, что я не кричу от восторга?
– Похоже на то, что мы поменялись ролями, – наконец сказала она.
Я приподняла бровь, словно говоря: «Неужели?»
– Кажется, в первый раз я стараюсь улучшить положение, в то время как ты пытаешься ухудшить его, – продолжала она ровным тоном, словно мы обсуждали погоду за окном.
И вдруг я впала в бешенство.
– Я не стараюсь ухудшить положение, – возразила я сдавленным голосом, словно моя гортань стала сухой, как наждачная бумага. – Все уже и так очень плохо.
– Все всегда может стать еще хуже, – объявила Кит.
И я выкрикнула против своей воли:
– Но не для меня!
Меня всегда поражало, как быстро братья и сестры могут разозлиться друг на друга. Словно все, что их бесило друг в друге, накапливалось и складывалось в некий эмоциональный шкаф, и в такие моменты, как этот, в считаные секунды дверцы распахивались, и разгорался скандал.
– Ты должна прилагать усилия! – настаивала Кит таким тоном, словно говорила мне это уже раз сто.
– Я и так
– Нет, не стараешься!
С сестрами всегда так. И вообще с семьей. Я едва приоткрыла окошко в мою жизнь, и она уже ворвалась туда и стала чувствовать себя как дома – фотографировать меня и командовать мною. Мы даже еще официально не помирились, а она уже диктовала мне, как я должна жить.
Не успела я подумать об этом, как она объявила:
– Тебе необходимо петь.
И при этих словах во мне вспыхнула такая злость, что я почти физически ощутила ее. Словно пламя охватило меня.
– Я не хочу петь! – закричала я.
Я чувствовала себя так, словно вся злость, которую я отказывалась испытывать по отношению к Чипу, к матери, к сотрудникам больницы, которые заставляли меня проделывать невозможные вещи – постепенно накапливалась и превратилась во взрывоопасный газ. А Кит только зажгла спичку.
Я ударила кулаками по постели.
– Я не собираюсь петь! – Мой голос в тот момент был и слишком громким, и в то же время недостаточно громким. – Ты не можешь заставить меня петь! Неужели ты и вправду думаешь, что это так легко? Ты не можешь вот так просто заявиться сюда с разными побрякушками и веселыми фильмами и сразу все наладить! Перестань пытаться исправить ситуацию! Дай мне, черт возьми, передышку!
Кит моргнула. Потом моргнула еще несколько раз. Мне показалось, что она вот-вот заплачет или выбежит из комнаты. Но она только кивнула.
Последовало долгое молчание. И я постепенно остыла.
– Ладно, – тихо произнесла Кит спустя некоторое время. – Ладно, ты права.
Я глубоко вздохнула.
– Тебе необязательно петь, – продолжала Кит, пожав плечами и как-то по-новому глядя на меня.
Я сказала таким же тоном, как и она:
– Совершенно верно, необязательно.
– Я тебя услышала, – сказала она. – И я сдаюсь. – Потом взглянула на меня из-под ресниц: – Могу я, по крайней мере, постричь тебя?
Спустя час весь пол палаты был усыпан волосами. Я переползла в кресло, чтобы ничего не попало на кровать, и вокруг колес образовался настоящий ковер из моих локонов.