Уходи с ним

Он кладет свои руки поверх моих, направляя первые движения, потом отстраняется, счастливый тем, что я не забыла, чему он меня учил. Усаживается на носу и улыбается, едва я бросаю на него взгляд. А мне стоит неимоверных усилий не показать ему, как судорожно я напряжена, – сети действительно тяжелые, и у меня такое ощущение, будто матка сейчас оторвется. Но я отбрасываю эту мысль, крепче сжимаю промежность и стараюсь действовать больше руками, с удовольствием глядя на рыб, которые появляются одна за другой, подвешенные в ячейках сети, как шарики на огромной елочной гирлянде. Сеть, которую я сейчас вытягиваю, откалибрована под озерного гольца – породу редкую и дорогую, так что невероятно богатая гирлянда и впрямь заставляет думать, что я приношу удачу. И все же глубоко внутри зреет уверенность, что я здесь ни при чем, просто у меня есть маленький ангел-хранитель, который сейчас развлекается тем, что заставляет рыбаков поверить, будто я их талисман. Вера умиротворяет, пусть даже один и тот же повод заставляет нас поверить в совершенно разное. Каждый заигрывает с истиной, пытаясь сделать ее чуть приглядней для себя самого. Для них – благодаря мне, для меня – благодаря Селестине. Разве что рыбам, которых я вытаскиваю из сети, трудновато проникнуться верой в свою счастливую звезду. Тогда, исключительно символически, я выпутываю следующую рыбину из сети живой и бросаю ее обратно в воду. Иногда очень приятно и это – вернуть свободу приговоренному. Я глупо улыбаюсь отцу Александра, который удивленно на меня воззрился. Все-таки большой голец…

– На этого у меня рука не поднялась.

Хорошая рыбалка, и мы вытянули почти все сети еще до восхода солнца. Дождь и впрямь ушел на запад и перебрался на косу Ивуар, нависнув над ней непроницаемой тучей и разразившись стеной ливня. Все мышцы горят, и я снова располагаюсь на носу лодки, лицом к солнцу. Оно мягко выныривает у нижнего пика горы Дан д’Ош, потом исчезает за ней и снова появляется через несколько минут в гигантском просвете между двумя пиками.

– Видела, Джульетта? Сегодня солнце взошло дважды, – бросает мне отец.

– Значит, и светить будет ярче?

– Значит, оно подарило прекрасное зрелище, потому тебе это было нужно.

Он немного поэт, отец Александра.

Над горами ни облачка. Почти мгновенно солнце засияло ярче яркого. И в эту секунду Александр тыльной стороной ладони легко проводит по моей щеке, приглашая обернуться назад. Оказывается, солнце еще не покончило с прекрасными неожиданностями. Оно отражается в серой мороси над косой, образуя потрясающую радугу, широко раскинувшуюся от деревушки на косе до швейцарского берега.

Разумеется, у меня опять льются слезы. А как иначе? На горизонте я вижу Селестину. Селестину, которая подает мне знак. Александр перебирается ближе ко мне и обнимает сзади, шурша прорезиненной тканью. Вот бы так и остаться – вместе, слившись, мне ничего другого не надо. Я рассказываю ему о той картинке, что нарисовала мне акушерка, – радуга от сердца к сердцу, о том, во что я верю, о переполняющей меня любви, которая вдруг воплотилась в реальную форму здесь, над озером, где я снова обрела себя, предварительно себя потеряв.

Я плачу и плачу, выплескивая все, что накопилось за последние дни, последние недели, последние годы. Я плачу, чтобы освободиться, и пусть мои соленые слезы – ничто по сравнению с миллиардами кубометров пресной воды, окружающей меня, как же хорошо излить их. Как хорошо смотреть на эту радугу. Как хорошо быть здесь, в лодке. Как хорошо вновь увидеть Александра и его отца, с их прямодушием людей благородных и доброжелательных.

Больше не нужно считать рыб. Я разрываюсь между солнцем на востоке и дождем на западе, светом и радугой, которая медленно начинает исчезать. Нет, Селестина, не уходи, не сейчас, останься еще немного…

Но ее уже нет. Я закрываю глаза и продолжаю видеть ее внутренним зрением.

Лодка трогается с места и на приличной скорости устремляется обратно в порт. Александра ждет работа, чтобы все приготовить к приходу первых клиентов, которые сегодня съедят на обед или на ужин рыбу, еще утром скользившую в темных глубинах озера.

Такова жизнь. А я отправлюсь посмотреть, на что она похожа с горных высот. Потому что знаю, что там, наверху, обрету мир.

И Бабетту.

Мою лучшую подругу.

Верное направление

Мы так и проспали всю ночь, тесно прижавшись друг к другу, как заряжающаяся на цоколе батарейка.

Когда зазвонил будильник, я поцеловал ее в плечо, сказал, что пошел под душ, пусть пока просыпается.

К тому моменту, когда она протерла глаза, завтрак был уже готов и мой рюкзак тоже – дожидался у входной двери. Она никогда не разговаривает по утрам, даже после душа, словно со сна еще не все провода подключились. К счастью, тот, который отвечал за улыбку, функционировал автономно. Уже неплохо. Иным утром только ее скверный характер оказывался в рабочем состоянии.

– Береги себя, сестренка, и звони мне, что бы ни случилось, ладно? Договор в силе. Если набираешь меня три раза подряд, значит что-то действительно срочное.