Уходящее поколение

Так он сидел, со своими мыслями, и радостными, и грустными. Со стороны площади брела парочка. Молодые люди не замечали его и тихо беседовали. До слуха Петра Алексеевича долетело слово «орден». Он обернулся на это слово и вдруг узнал Наденьку с несимпатичным ему кавалером. Девушка взволнованно и торопливо говорила:

— Я все-все понимаю, вы не можете, не имеете права мне сказать, и я не спрашиваю, за что вас наградили. Но я так хотела бы, так хотела сама сделать когда-нибудь что-нибудь большое, всем-всем нужное!.. Такое очень полезное людям, вот как вы или мой дедушка!..

Надин спутник счастливо рассмеялся и поцеловал ей руку.

— Ваш дедушка, — вымолвил он, — так целеустремленно прожил жизнь, что можно ему позавидовать.

Они прошли мимо.

— Ты понимаешь, Костя! Вскочил я со скамьи и как дурак таращу им вслед глаза, пока они не скрылись из виду. Потом сел опять, стараюсь отдышаться. Чего-то я не мог понять! Выходит, он ведь как раз из тех бесфамильных, о ком стихи слагают? Они с внуком оба с номерного завода. Как же это я с моей житейской опытностью мог его счесть за кого-то другого? По одежке людей встречаю!

— Не подшутила ли, Петенька, над тобой все та же космическая огромность расстояния, пройденного нами за пятьдесят таких лет, каких никогда раньше не знала история? — сказал Константин.

— Да, да! Менялось все, и люди менялись, а я сужу о них по первым попавшимся на глаза мелочам, хочу их на старый аршин мерять.

Долго еще сидел тогда старик на скамье, временами трудно вздыхая и покачивая головой. Наконец встрепенулся. «Ну, положим, — думалось ему, — моду в одежде и наружности они действительно перенимают с западных образцов: своей, что ли, у них нет, — но бог с ними. Так что же, от этого они буржуазными сынками, что ли, становятся? Да и переменится мода еще не раз. И не все из них за ней гонятся. Из песенок, что они сегодня распевали, правду сказать, и недурные были, скажем, «Держись, геолог» или «На то нам юность дана, светла, как солнце, она!». Складно, задорно, весело, чего я, собственно, к ним придрался?»

Старик заворочался на скамье. Мысли несли его все дальше…

— Бросало, Костя, наше поколение в землю семена, да жатвой пользоваться нам враги не давали. Теперь внуки пожинают плоды рук наших и своих. Отсюда и требования к жизни у них другие, не всегда нам понятные. Есть, конечно, ненужные вредные крайности, так их жизнь рано или поздно отсечет, как не раз отсекала.

— Просто не такие они, как мы, и ошибаются не так, как мы ошибались, — заметил Костя. — Помнишь завет Пирогова из «Записок старого врача»: «Уважать чужую молодость».

— Со скамьи я, наконец, поднялся, расправил плечи и двинулся потихоньку по направлению к Кропоткинским воротам. В ушах у меня все еще звучали слова Надюши и ее спутника… Главное в том, думал я, что на смену нам люди растут — чистое золото! Пусть не все они такие, как эти двое, — а когда молодежь росла вся одинаковая? Жизнь свое возьмет, она на нас работает.

Приближаясь к Кропоткинским воротам, Петр Алексеевич начал клюшкой помахивать и неожиданно замурлыкал себе под нос:

— «И хор-рошее настроение…» Гм!.. Гм!.. — осекся он, хмуро усмехнувшись.

И продолжал путь уже молча и степенно.

— Так-то, друг Костя! — сказал он, хлопая друга по плечу. — Пойдем спать.

А тот подвел черту под их поздней беседой строками из «Онегина»:

— «Придет, придет и наше время, и наши внуки в добрый час из мира вытеснят и нас!»

Петя уже стаскивал с себя пиджак, да вдруг замер, обернувшись:

— А какой все-таки умница был Пушкин!