Уходящее поколение

В расположение стрелковой дивизии, во второй линии обороны которой стоял ополченский полк, прибыл грузовик-фургон с походной типографией и обслуживающим персоналом в лице шофера, наборщика (он же печатник, умеющий обращаться с ручным типографским станком) и машинистки — она же секретарь редакции. Вскоре вышел в свет небольшой по формату первый номер дивизионной газеты «Священная война», отредактированный да и в значительной части написанный Пересветовым.

Руководство газетой было лишь одной из его обязанностей.

К сентябрю наступление фашистских орд было остановлено, и после того как наши войска отобрали у них обратно Ельню, на Западном фронте наступило временное затишье. Оно было использовано командованием для военного обучения ополченцев, а у Пересветова прошло в каждодневных переездах или пеших переходах с лекциями по поручению политотдела дивизии. Читал он бойцам передовых частей о текущем моменте и положении на фронтах, о победах Красной Армии над интервентами в годы гражданской войны, о великих русских полководцах. Неплохой оратор, Константин брал за живое слушателей не какими-либо красивыми фразами, а содержанием лекций, прекрасно ориентируясь в предмете, умея интересно и увлеченно изложить предмет. Особенную популярность у бойцов снискали его лекции о Суворове. Как раз перед уходом в армию он по просьбе издательства редактировал биографию Суворова; в первые недели войны книга разошлась массовым тиражом. Такие перлы «Науки побеждать», как: «Каждый воин должен знать свой маневр», «Тяжело в ученье — легко в бою», «Сам погибай, а товарища выручай» и многие другие, — находили в сердцах нынешних бойцов не менее живой отклик, чем у солдат Суворова.

Однажды лунной ночью, после двух лекционных дней в одном из полков, Пересветов шел в соседнее подразделение. Ночные пешие хождения в одиночку по лесистой местности, в ближайшем фронтовом тылу, были небезопасны. При растянутости фронта на стыках частей образовывались прогалы, которыми обе воюющие стороны нередко пользовались для проникновения в тылы противника. Был известный риск оказаться в положении «языка», захваченного фашистскими лазутчиками. Пройти лесом предстояло несколько километров; в политчасти полка Пересветова уговаривали повременить с уходом до утра, но он не захотел терять время, к тому же ночь обещала быть чудесной, теплой. Все же он, по их совету, оставил в политчасти на сохранение свои документы, гимнастерку с командирскими знаками различия («шпалами») и взял, в подкрепление к своему «вальтеру», винтовку.

На полпути он проходил через небольшую деревушку в несколько изб, жители которой еще не были эвакуированы из 30-километровой прифронтовой полосы. Посреди улицы на толстых бревнах сидели женщины, окруженные гурьбой ребятишек, и бритый старик с седой щетиной на голове что-то им говорил о немцах. Не замеченный никем, кроме ребят, Пересветов остановился в тени росшего возле бревен дерева.

— Вот еще, от своего хозяйства уезжать! — толковал старик. — Нашли дураков! Никуда не поедем, в лес убегу, спрячусь, если будут насильно угонять.

Константин сперва подумал, что старик собирается от оккупантов убегать, но тот продолжал:

— Ишь запугивают немцами! А что немец? Не такой человек, как все прочие? Не будет в колхозы загонять… Сами удирают и нас прихватить с собой хотят.

Пересветов нагнулся к уху глазевшего на его винтовку парнишки и шепотом спросил:

— Это что за дед? Кто он такой?

— Председатель наш, — прошептал тот. — Его недавно выбрали, когда мужики все в армию ушли.

— Председатель колхоза?

— Нет, сельсовета. Предколхоза у нас баба. — Воровато оглянувшись на старика, мальчик сделал свирепое лицо и таинственно шепнул: — Контра!..

Сообщение это поразило Пересветова. Он решил идти напролом и громко спросил:

— Где здесь председатель сельсовета?

Все к нему обернулись, а старик ответил: «Я!» — и поспешно вскочил с бревен.

— Нельзя ли у вас в деревне заночевать? — спросил Константин. — И водички бы напиться.

Одна из женщин пошла к соседней избе за ковшом воды, а Пересветов присел на бревна рядом с председателем.

— Заночевать? — переспросил тот, садясь на прежнее место. — У кого же тебе заночевать? Тут одни бабы остались, к ним подсовывать тебя будто неловко. Ко мне самому нешто? Я один проживаю.

— Спасибо, что ж, у тебя и переночую. А что это ты немцев расхваливаешь? Колхозы ругаешь. А еще председатель сельсовета.

— А я… я немцев не хвалю, — нагловато возразил старик. — Я с немцами сам воевал и ранение от них имел. Немцы не в первый раз на Россию нападают: нападут — их выгонят… Я говорю только, что нечего их бояться, удирать от них. А колхозы здесь нам и вправду ни к чему. Это в степи, где земля черная, много хлеба родит, навезут туда тракторов и хвалятся богатыми урожаями. А здесь земля — мачеха, сырая глина, пшеничку по горсточке собираем, только ленок да картофель нас выручают. Трактору у нас и делать нечего.

Сначала он говорил как бы хорохорясь, желая скрыть свою не то боязнь, не то сконфуженность, но постепенно голос его окреп и зазвучал вызывающе: