Уходящий тропою возврата

Существо, сидящее на ветке, нахохлилось, глаза его, больше похожие на блюдца, отразили в себе отблеск небесного светила. Неохотно продолжило разговор со смертным, в уничижительной позе стоявшим перед ним на коленях.

– Поведаю! Славянские волки идут по следу, и нет для них разницы, ночь сейчас или день.

– Что посоветуешь недостойным лицезреть тебя?

– Посоветую? Не-ет, советов я не даю. Я приношу лишь вести, а понять и принять решение должен ты, человечишко. Если сможешь, конечно.

Тяжёлая туша, расправив широкие крылья, сорвалась с ветви, освобождая от тяжести дерево, взмахнула ими, накрыв кипчака потоком воздуха, скрылась в ночи. Над поляной повисла тишина, даже лошади притихли, не производили и малого шума, лишь костры чуть потрескивали, пожирая пламенем хворост. Кошевой поднялся на ноги, обернулся к пришибленно стоявшим соплеменникам.

– Бросаем становище, костров не тушить, пусть так и горят. Седлай коней. Пленника привязать к стременам. Иги! Головой за него отвечаешь. Проводник, ночью не заплутаешь?

В свете костров старейшина видел, сколь напуган печенег. Импровизированный лагерь пришел в движение, половцы готовились покинуть место стоянки.

– Мы сейчас у дороги, набитой параллельно шляху, ведущему к Курску. Заблудиться здесь трудно, – молвил Татран.

– Тогда веди.

Ночная скачка по лесной дороге, временами переходившей в тропу, мимо покинутых людьми деревен с рублеными столбами чуров у околиц, выматывала остатки нервов. Казалось, еще немного, и сотня выберется на широкий шлях, а лес все не кончался. Казалось, сейчас из темноты посыпятся стрелы, а отряд проскакивал гиблое место без проблем. Ну, еще чуть-чуть!

С противоположной стороны широкого поля, от далекой лесной опушки, раздался протяжный волчий вой, поселяя ужас в душу каждого воина, попавшего из родной степи в эти дикие места. И без того взмыленные лошади прибавили в беге. В предутренних сумерках на пашне замелькали серые тени четвероногих санитаров леса. Большая стая волков шла отряду на перехват. Защелкали луки, ушли стрелы в туманное марево. Послышался визг раненых животных, кто-то кубарем покатился через голову, кто-то, оказавшись хитрей, вильнул в сторону. Много стрел ушло в никуда. Сейчас отвалят, не может быть по-другому! Не свернули.

В растянувшийся строй с рычанием ворвалась поредевшая стая. Заставила лошадей сбиться с привычного темпа скачки, устроила свалку в голове колонны, тормозя ее, полосуя клыками плоть людей и лошадей, сваливая в завал на дороге. Из леса выскочила новая стая волков. Свежая, жаждавшая крови. Серые разбойники с разбегу запрыгивали на лошадиные крупы, валили под копыта пытавшихся отмахиваться саблями воинов. Рык, визг, вопли раненых людей, проклятья, ругань, ржание коней и звуки боя – все это шумом зависло в предутренних сумерках. Обе стороны несли потери.

«Прорвемся!» – с надеждой подумал кошевой.

Он поймал звук конских копыт. Боковым зрением углядел вдали приближающихся всадников. Но что это значит? Со стороны двигавшегося к ним отряда послышался волчий вой:

– У-у-у! – Такой же вой раздался рядом, вой опознания, может быть приветствия, предложение поучаствовать в охоте, в пиршестве.

– У-а-у-у!

Старейшина заметил, как в хвосте его отряда сразу с десяток его людей, до сей поры успешно противостоявших волкам, сверзились на землю, заметил болты самострелов в их телах.

«Об этом предупреждал див!» – пронеслось в голове.

– Иги, – орудуя клинком, преодолевая старческую одышку, закричал Кюндюз. – Руби пленника!

– Что? – перекрикивая неразбериху боя, вопросил тот.

– Пленника убей!

Славка понял сразу, о чем прокричал старый пердун, но сделать что-либо он не мог. Ноги прочно привязаны к стременам, единственная рука прикручена сыромятным узлом к луке седла, а повод его лошади – к поясу кочевника. Прочитал мысль у того в голове.

«Убить!» – отразилось в мозгах Иги.

Поднял лицо к небу, что было мочи закричал, отрешившись от всего:

– Вестимир! Встречай, я иду к тебе!

Взмах кривой сабли, и голова Вячеслава скатывается с его плеч. Сразу два волка, почувствовав, что человек отвлекся, вцепились в лошадь Иги. Голову одному из них он все же развалил клинком, в замахе поднял его для очередного удара, когда его отбросило с седла назад, на круп животного. Что-то острое с болью вошло в грудь. Отрешившись от действительности, опустив глаза, он с удивлением смотрел на арбалетный болт, впившийся в тело. Глаза закатываются, он уже мертв, лишь бренная оболочка еще какое-то время держится в седле. Вот и она, сдвинувшись, падает под копыта лошади.

Кошевой, мечась среди родичей, доверивших ему в походе свою жизнь, пассивно наблюдал, как в разорванный строй коша вваливается десяток всадников-чужаков, как они, словно косой, заговоренной от волчьих нападок, клинками в обеих руках, будто детей-несмышленышей, ссаживают с коней его воинов, неуклонно продвигаясь к нему.