Всеобщая суматоха и кровавая резня половецких куреней стихла так же неожиданно, как и началась. Лагерь кочевников представлял собой жалкое зрелище. Повсюду лежали тела убитых, стонали раненые, посылая проклятия обезумевшим непонятно по какой причине соотечественникам. Живые, вымотанные дракой, не могли взять в толк, что же произошло. Как все это случилось? Им было невдомек, что за личинами воинов разных кошей прослеживался русский след. Попутно Белые Хорты выискивали и выбивали шаманов, лишая ордынское воинство поддержки степных богов.
Единственные, кого не коснулось в орде всеобщее помешательство, были лошади, собранные в табуны и отведенные на пастбища, они спокойно «выкашивали» траву на отведенных местах, да еще славянские полоняники. Последние, увязанные гроздьями на длинных веревках, ждали своей незавидной участи. Утром караваны с награбленной рухлядью и новоиспеченными рабами должны были отправиться в Дикое поле. Во время случившейся заварухи охрана полона, разобравшись в том, что свои бьются со своими, бросилась на выручку родных кошей. Оставшись беспризорными, русичи нежданно-негаданно получили помощь от соотечественника, развязались и сделали ноги, даже не помахав дядям ручкой. Самые смелые, рассудив, что оказались стороной потерпевшей, с особым цинизмом увели упиравшихся, не желающих признать хозяевами, лошадей, кто сколько смог.
Уже когда на небосвод взошел рогатый месяц, а звезды, будто овцы в отаре у пастуха, заняли надлежащие им места, Баркуту доложили о том, что его войско лишилось всех шаманов. Хан схватился за голову. Настроение вождя упало еще ниже от вести, что каждый курень только убитыми потерял от сотни до трехсот воинов. А что делать с увечными и получившими раны?
Когда над осажденным городом встало солнце, его жители со стен увидали пустой половецкий стан. Орда покинула его ночью. Посланные разведчики, вернувшись, доложили наместнику: «Орда ушла в сторону степи, увезла с собой погибших и раненых».
Город ликовал! Осада снята, люди в большинстве своем живы, а что посад сожжен да поля потоптаны – не беда. Отстроимся, с голоду не умрем!
На тихой лесной поляне шестеро славянских воев молча стояли у сложенной из веток, хвороста и поленьев крады, последний раз вглядываясь в лица своих погибших братьев.
– Олег, Идан, Тур, Сувор. Прощайте, братья, пусть будет весело вам в чертогах Перуна. Каждый из нас придет к вам в свой час. Прощайте!
Родислав прошелся вдоль сложенной лодьи, факелом поджег краду с четырех углов. Со словами молитвы всех выживших, обращенными к своему небесному покровителю, огонь вспыхнул ярче, пламя загудело, поднялось высоко над погребальным сооружением. Стайка пичуг вдруг выпорхнула над кронами деревьев, спикировала к поляне, проносясь над самым кострищем и вновь взмыв в небесную синеву, скрылась из глаз.
– Жаворонки, – с улыбкой промолвил Шуст. – Души наших братьев унесли в Ирий!
– Вот и нам пора. Проводим кощщиев до Дикого поля.
Родислав, негласно приняв главенство над Белыми Хортами, первым направился к неподалеку пасущимся лошадям. По узкой лесной тропе маленькой колонной в большой мир уходили вои, через много лет потомков которых на землях юга России и Украины народ будет называть голдовниками, людьми, чужими для всех, но стоящими на страже рубежей Родины и проживающего в ней коренного населения. Но это уже дела грядущие!
В густых ветвях послышалось шевеление, птица огромных размеров, с глазами-плошками, оторвалась от зрелища догоравшего костра. Она все видела и слышала. Расправив крылья, была готова взлететь с разлапистой ветки вверх. Когтистая рука, больше похожая на обезьянью конечность, просунулась из-за ствола, схватила в кулак лапу филин-переростка, уже взмахнувшего крыльями.
– К-куды так поспешаешь? – раздался голос чуть ниже выбранного насеста. – Гость дорогой! А поговорить?
Недовольный клекот, рывок с целью вырваться и взлететь, и оба существа с треском ломаемых ветвей валятся вниз, оставляя на острых сучках клоки шерсти и перьев. Приземлившись в высокую траву, косматый мужик с глазами разного цвета, в портах и старом кужухе, надетом на голое тело, так и не выпустил птичью булдыгу из рук. Осознав, что не вырваться, пернатый пошел на переговоры.
– Тебе чего от меня надобно? И что ты есть такое, чтоб касаться Дива, божества людей, живущих в степи?
– Ха-ха! Это ты в степи божество, а здесь я хозяин. Ты зачем сюда без спроса пожаловал? Что ты здесь забыл?
Див дернулся в еще одной попытке освободиться.
– Сейчас сверну тебе шею как глупой утке, и не станет больше в степи божества!