Уходила юность в 41-й

вражеской мотопехоты, нацеленный во фланг наших частей на западной окраине

Новоград-Волынского.

Редко, к сожалению, над районом прорыва появлялась наша авиация. Сверкая

серебристыми крыльями, бомбардировщики шли стороной. Глядя в небо, бойцы

просяще взывали: «Заверните к нам, соколы славные!» Не слышали летчики, летели

далее, на Житомир, через который, не считаясь ни с какими потерями, фашистская

бронеармада рвалась на златоглавый Киев. [73]

Во второй половине дня наша пехота и танки вырвались на Житомирское шоссе,

зацепились за автомагистраль, по которой до сих пор непрерывным потоком двигались

немецкие танково-механизированные войска. Противник ожесточенно сопротивлялся, и

каждый раз наш 543-й корпусной артполк своим огнем расчищал дорогу атакующим

частям. Поле боя было усеяно трупами фашистских солдат и офицеров. Ведя в

большинстве случаев встречные бои, танковые и стрелковые части, поддержанные

артиллеристами, настойчиво продвигались вперед. Наконец фашисты не выдержали и

бежали, бросая вооружение и боевые машины.

За день на тридцатикилометровом участке наши войска прорвались на глубину до

25 километров. На следующий день наступление возобновилось, и войска 5-й армии,

отбрасывая и опрокидывая противника, вновь прорвались вперед. Казалось, дорога

фашистам на Киев была перекрыта наглухо.

Вспоминая о тех событиях, бывший гитлеровский генерал А. Филиппи отметит,

что «5-я армия красных при поддержке значительных сил артиллерии предприняла

наступление, заставив перейти к обороне все те части и соединения, которые 6-й армии

удалось подтянуть к фронту». Спустя неделю, командование 6-й немецкой армии

вынуждено было признать: «Характер угрозы нашим войскам со стороны главных сил

5-й армии русских по-прежнему таков, что указанную угрозу следует ликвидировать до

наступления на Киев».

Ах, если б в тот момент более решительными и настойчивыми оказались действия

с юга, со стороны нашей 6-й армии!

3

Поздним вечером, когда на переднем крае установилось некоторое затишье, я

выехал на огневые позиции, чтобы ознакомиться с личным составом и большим

батарейным хозяйством.

Отблески пожарищ, бушевавших вокруг, багровым светом далеко озаряли

окрестности. Ночью было видно, как днем. Шофер Семен Финьковский легко вел

полуторку по полевой дороге через посевы и перелески. Я размышлял, как, наверно,

нелегко будет управляться с грузом сложных обязанностей, что неожиданно легли на

мои [74] плечи в неполные двадцать лет. Наша батарея — это четыре 152-

миллиметровые гаубицы, шесть тракторов-тягачей с двумя грузовыми прицепами,

четыре автомашины-полуторки, около 150 бойцов и командиров штатного состава.

Добрую половину среди них составляет недавнее пополнение, призванное из запаса,

которое надо в ходе боевых действий наставлять и подучивать.

Когда добрались до огневых, сразу бросился в глаза небольшой щит, на котором

крупными буквами было написано коротко и зовуще: «Здесь, под Новоград-Волынским,

решается судьба Киева. Стой насмерть, боец!»

К машине поспешил политрук Ерусланов. Мы давно не виделись со Степаном

Михайловичем. Здороваясь, обнялись. Я поинтересовался: как с боеприпасами?

— Доводим до полного боекомплекта. Хорошо, что база на зимних квартирах

неподалеку и сохранилась от всяких бомбежек.

В это время в сопровождении санинструктора дивизиона подошла девушка в

красноармейской форме с двумя квадратиками на зеленых петлицах. Ее невысокую,

ладную фигуру плотно облегала гимнастерка. Под пилоткой прятались русые косы,

уложенные короной. Военное обмундирование на таких девушках, может, в какой-то

мере скрадывает их внешнюю привлекательность. Но затмить красоту души ничем

невозможно. Простое и вместе с тем серьезное лицо с ямочками на щеках, острый

взгляд лучистых глаз сами по себе вызвали наше общее внимание. Мы разговаривали с

Пожогиным, когда она, придерживая рукой большую санитарную сумку, направилась к

нам.

— Вы — командир батареи? — спросила и подала мне, а затем Василию руку. —

Я — Галя Величко из Василькова, что под самым Киевом.

После запросто и непринужденно она станет знакомиться с каждым — и с

командирами, и с рядовыми бойцами. Кто-то из пожилых бойцов с усмешкой заметит:

«Гляди-ка, пигалица, а с такой громкой фамилией!» Тем временем Галя своим мягким

украинским говорком станет рассказывать, как пришлось ей по комсомольскому

призыву оставить третий курс медицинского института, добиваться отправки на фронт

и непременно на «самую передовую». Женское присутствие в суровом военном быту,

рядом с четверкой грозных длинноствольных орудий, готовых в любую минуту

извергать смертоносный [75] металл, надолго оставит на огневых позициях теплое

оживление.