Уходила юность в 41-й

хлынул дождь. Но как и прежде, взлетали ракеты, и тогда со стороны противника

усиливался огонь. Постепенно он перешел в сплошную трескотню. Ахнули раскатисто

гранаты. Кто-то из наших произнес: «Ну, видно, дают им жару хлопцы со своим

капитаном!»

Между тем на усилившуюся перестрелку неожиданно отозвались слева. Мы

удивились: что бы это значило? Рассеивая наше недоумение, там же, слева, загремели

пушки. Над нами, посапывая, пронеслись снаряды.

Разбрызгивая огненные струи, ракеты скупо освещали [111] окрестности. Было

видно, каким густым потоком тянутся по дороге люди, машины, повозки... В нем же

двигались и наши дивизионы, выжимая из тихоходных тягачей всю возможную

скорость.

Мимо нас проследовал юркий броневичок, за ним — легковушка — «эмочка» и

грузовик с бойцами в кузове.

— Это командарм, — заметил кто-то. — Куда он, в самое пекло?

Лил холодный осенний дождь. Бой по сторонам не утихал. Скорее, разгорался

сильнее и ближе.

* * *

Капитан Цындрин, как выяснилось позже, недооценил обстановки. То была не

засада, с которой он рассчитывал управиться быстро и без особых усилий. Цындрин

бесследно исчез вместе со своим небольшим отрядом.

Просачиваясь и опрокидывая боевые порядки наших ослабленных стрелковых

частей, противник обтекал с флангов наши колонны, образуя огневой мешок, чтобы

потом стремительным ударом вырваться к Ладинке — прибрежному селу, где

командование армии заранее готовило переправу через Десну.

Мы двигались по тесному, шириной в километр, промежутку, который

простреливался с обеих сторон орудийным, а в некоторых местах и пулеметным огнем

врага. Скоро стало ясно, что огневые атаки справа носят отвлекающий характер.

Основная опасность была слева, с северной стороны.

Требовались огромное мужество выставленных по бокам заслонов,

безостановочное, строго организованное движение тех, кому приказано было уходить за

широкую водную преграду, способность и стремление к гибкому маневру всех частей и

подразделений и, наконец, личная самоотверженность каждого бойца и командира

перед лицом превосходящих сил непрерывно и яростно атакующего противника.

Политрук Ерусланов сам вызвался возглавлять передвижение огневых взводов. Он

сновал от орудия к орудию, шутками подбадривая усталых огневиков и особенно

опекал трактористов. Под дождем окончательно раскисла дорога, и все тракторы чаще

застревали в колдобинах.

По узкому коридору в огненных тисках следовали [112] автомашины, обозы с

ранеными и снаряжением, пешие колонны. Мы шли и шли, не ведая, что с нами станет

через час, через минуту, а, может, в ближайшее мгновение...

До последнего снаряда

1

На придеснянских кручах, возвышавшихся на правобережье, враг насел на нас со

всех сторон. Мы, командиры среднего звена, разумеется не были в курсе общих

событий и оценивали обстановку прежде всего по непосредственным действиям

противника. Это в какой-то мере облегчало наше восприятие большой опасности,

которая день ото дня сгущалась над нашей армией.

Нам было неведомо, что на северо-востоке, у Конотопа, и ближе, под Черниговом,

в наш глубокий тыл прорывается армада немецких танков с дивизиями мотопехоты. Что

чуть ли не прямо перед нами, южнее Чернигова, фашистам удалось форсировать Десну,

и они устремились на юг, растекаясь по левому берегу этой большой реки, чтобы в упор

встретить наши разрозненные и уставшие части на предстоящих переправах. А пока

вражеские диверсанты и разведчики, просачиваясь в наши боевые порядки, шныряли

рядом, нанося хоть незначительные, но болезненные удары. В одной из таких стычек и

погиб связист Атаманчук. Страшной, мучительной была его смерть. Нагрузившись

катушками, Атаманчук ушел прокладывать связь на огневую позицию, что

располагалась в полутора километрах — и не вернулся. Искать Степана отправились

командир связистов Еременко и разведчик Донец, земляк Атаманчука. Нашли его скоро

и неподалеку, в лесу. Могучее тело Степана было обмотано телефонным кабелем,

исполосовано ножами, в рот глубоко забит кляп.

Политрук, взглянув на убитого, хмуро сказал:

— Одного пустили на линию!.. Совсем забыли о бдительности!

Я почувствовал, что его упрек прежде всего обращен ко мне.

Между тем телефонной связи в нашей батарее стало [113] еще меньше. Но так

вышло, что вести огонь с закрытых огневых позиций нам больше не пришлось.

К вечеру дивизион двинулся дальше, выходя к Десне. Там, у села Ладинки,

действовал наплавной мост. В дневное время он разводился, понтоны прятались в

прибрежных кустах. Вечерами переправа возобновлялась. Уже явственно ощущалось

свежее дыхание большой реки. Движение замедлилось. Водители автомашин,

трактористы на коротких остановках бегло осматривали ходовую часть грузовиков и

тягачей. Орудийные номера не отходили от своих орудий.