Уходила юность в 41-й

С огневиками остался командир полка. До нас долетали пули: сзади завязывался бой

наших аировцев, которые поставили перед противником заслон.

К полудню добрались в Мрин — большое село на реке Остер. Сделали наконец

передышку.

На перекрестке узких улочек собрались командиры в больших и малых званиях —

общевойсковики, артиллеристы, саперы... Судя по разноголосице мнений и

предположений, более или менее точной обстановки никто не знал. [116]

Лишь становилось ясно, что к северу отсюда фашисты наступают большими

силами и на широком фронте. Им противостоят наши ослабленные части, и оборона

чаще носит очаговый характер, сквозь которую легко проникают немецкие танки,

мотопехота, охватывая наши фланги и угрожая тылам. Видимо, под Олишевкой была не

просто засада гитлеровских пулеметчиков, как полагал командир полка, а нечто совсем

другое.

Вскоре в Мрин приехал полковник Григорьев. Мы оживились, когда появились

наш комполка и штабные командиры. Вместе с ними прибыл и лейтенант Григорьев.

Полковник выслушал короткие доклады командиров дивизионов, затем высказал

мнение: целесообразно занять огневыми взводами круговую оборону у рощицы на

подступах к селению, где они уже ведут оборудование позиций.

Но не успел он закончить, как к нам подъехала небольшая кавалькада всадников, и

в переднем из них мы узнали начальника артиллерии корпуса полковника Кушнира. Он

— в солдатской шинели, с карабином за спиной. Остановив нерослую резвую лошадку,

недовольно заговорил:

— Ну-с, на совет в Филях вроде непохоже. О чем думаете, судите, отцы-

командиры? Противник, говорите, обходит? На то и война! Что, полковник Григорьев,

предпринимаете? — не дослушав, резко сказал: — Ваше решение позволю себе взять

под сомнение. Эти места знаю по гражданской — позиции в данном случае невыгодны,

а снарядов — в обрез! Стрелковые части из зоны боев выходят к Носовке. Следуйте

туда!

В это крупное местечко мы вступили под вечер. Тут предстояло к утру

подготовить прочную оборону.

На одном из огородов, рядом с аккуратной хаткой, оборудовали огневую позицию

для прямой наводки. Снаряды, которых оставалось совсем немного, уложили в ровики.

Еще вчера арттехник дивизиона уехал за боеприпасами, но когда вернется и с чем —

кто скажет? Командиры взводов деловито распоряжались людьми, намечали

ориентиры.

Мы с политруком отправились в местечко. Решили найти военкомат. «Может,

свежие газеты достанем», — предположил Ерусланов.

В здании военкомата было пустынно. Лишь откуда-то из дальней комнаты едва

слышался людской говор. [117]

Представились у входа молчаливому командиру, видно дежурному, предъявили

документы.

В комнате царил полумрак. На стульях вдоль стен сидели люди в полувоенной и

гражданской одежде. Прошли к столу, за которым сидели трое, среди них — военком.

Показали ему документы. «Присаживайтесь, товарищи», — пригласил он.

Ерусланов шутливо намекнул было на таинственность встречи, на которую мы

случайно попали, и один из тех, что сидел рядом с военкомом засмеялся: «Обсуждаем

свои ближайшие задачи. — И, приподнявшись, подал нам руку, рекомендуясь: —

Стрателит, секретарь райкома».

Мне подумалось: это не иначе, как завтрашние партизаны. Один за другим они

докладывали об отправке семей в тыл, рассуждали о возможных боевых действиях.

Между тем в разговорах иногда упоминался некий Алексей Федорович: он, мол,

советовал, он требует...

И года не пройдет, как всей стране станет известным имя партизанского

командира Алексея Федоровича Федорова. Партизанам Сабурова, с которыми свяжет

меня моя военная судьба, не раз придется взаимодействовать с федоровцами. В

послевоенное время выйдет книга дважды Героя Советского Союза А. Ф. Федорова

«Подпольный обком действует», и миллионы людей у нас и за рубежом узнают о борьбе

народных мстителей на Черниговщине и Волыни. Это повествование займет достойное

место в золотом фонде военной мемуаристики.

Но тогда, в Носовке, разве можно было предположить, что уже через неделю нам

суждено будет вместе с Федоровым испить всю горечь испытаний под Пирятином, на

северо-западе Полтавщины, где героика и стойкость, слившись воедино, шагнут за

пределы человеческих сил и возможностей?..

Многие годы спустя мне посчастливится встретиться с Алексеем Федоровичем и,

разумеется, наши воспоминания через сорок лет после описываемых событий вновь

вернутся к тем страшным дням и ночам, о которых Федоров писал, что за всю войну он

никогда не был так близок к гибели, как тогда, осенью сорок первого...

* * *

Возвращаясь из райвоенкомата, неожиданно встретились с Павкой Побережным и

фельдшером Галей. Дни, тревожные, суматошные, до сих пор разъединяли нас. [118]

Павел со своей второй батареей находился на участке действий одного из

стрелковых полков 193-й дивизии и оказался в самом пекле. Шаг за шагом часть