Уходите и возвращайтесь

— Этот хитер. — Ашир Аширович, прикрыв глаза от солнца, глянул на заходящий на посадку самолет. — Видишь, как к полосе подкрадывается?.. Словно лисица к курятнику.

— Уж чего-чего, а хитрости в нем и на копейку не наберется, — обиделся за друга Никита.

— Ну, может, я не так сказал, — улыбнулся Артыков, — но звериное в нем есть. Он чутьем машину чувствует. Тоже качество ценное. И необходимое.

Никита удивился точности, с какой старый механик охарактеризовал Завидонова.

— Не веришь, что ли? — рассмеялся Ашир Аширович. — В воздухе характер человека передается машине. Я сразу могу определить, кто в самолете. Погляжу, как на посадку заходит — и будь здоров.

— Ну, а остальные, Джибладзе например? — полюбопытствовал Никита.

— Джибладзе?.. Обстоятельный парень. А Черепков рано или поздно башку расшибет…

— Рискованный?

— Отчаянный, — с уважением поправил Ашир Аширович. — Может пойти на заведомо гиблое дело: Бойцов — тоже бедовая голова, артист, а вот Коренев…

— Что Коренев?

— У него во всем расчет. Точность любит. Молодец! Грамотный будет летчик. Не то, что некоторые. — Артыков, подмигнув Никите, пошел мыть руки. — После обеда можешь не приходить — я в город уеду.

Стоянку самолета, на котором летали питомцы Баранова, Никита, чтобы не расстраиваться, обходил стороной. Для этого приходилось делать приличный крюк: пересекать рулежную дорожку, спортплощадку и, самое неприятное, территорию командно-диспетчерского пункта, где всегда фланировал кто-нибудь из офицеров и где в любую минуту можно было нарваться на неприятный разговор о правилах ношения одежды, выправке и т. д. и т. п. «Начальство лучше обходить стороной, — проповедовал Славка, — а здороваться — только издали». В этом вопросе Никита был полностью согласен с другом, но в отличие от него натыкался на старших по званию в местах самых непредвиденных.

На этот раз начальство затребовало Никиту лично И сообщил ему об этом Завидонов. Он встретил приятеля около столовой, и по его виду, встревоженному и озабоченному, Никита сразу же понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

— Тебя вызывают в штаб, — тихо сказал Славка.

— Зачем?

— Понятия не имею. Уже полчаса разыскивают.

В штабе было оживленно и суетливо, и это обстоятельство насторожило Никиту. Обычно здесь царила торжественная, как в церкви, тишина, которая нарушалась только мерными шагами дневального да редкими телефонными звонками.

Никита доложил о своем прибытии дежурному офицеру — молоденькому лейтенанту, полному собственного достоинства. Лейтенант смерил Никиту проницательным взглядом и молча указал ему на дверь кабинета командира эскадрильи подполковника Малышева. Никита вошел. За столом, о чем-то дружески беседуя, сидели капитан Левин и… полковник Жихарев. Никита от неожиданности так растерялся, что забыл представиться.

— Здравствуйте, — сказал Левин. Никита, придя в себя, щелкнул каблуками.

— Товарищ полковник…

Жихарев устало махнул рукой и повернулся к Левину:

— Можете быть свободны, капитан.

Левин вышел. Жихарев откинулся на спинку кресла и достал из кармана коробку с леденцами, с которыми не расставался с тех пор, как бросил курить. Никита нетерпеливо переминался с ноги на ногу, лихорадочно соображая, что известно полковнику о его подвигах. Левин, конечно же, ему выложил все. Это факт. Но успел ли он побывать дома? Знает ли он о его отношениях с Татьяной? По-видимому, нет. Скорее всего, он прилетел тем самым самолетом, который утром встречало начальство.

— Ну, чего молчишь? — неожиданно спросил полковник. Он задумчиво сосал конфету, и по его сонно-сосредоточенному взгляду трудно было определить: устал ли он с дороги или о чем-то напряженно думает. — Рассказывай.

— Что? — спросил Никита, выигрывая время.

— Все! — Жихарев зло хлопнул ладонью по столу. — Ты писал мне об успехах. Это одна сторона медали. А теперь переверни ее, покажи, что ты из себя представляешь на самом деле. Молчишь? Счастлив твой бог, что молчишь! Но ответить все равно придется. Потому что мы за тебя ручались — я, полк, который послал тебя учиться. Ты давал присягу?

— Да, — тихо сказал Никита, чувствуя, как краска стыда заливает щеки.

— Ты обещал быть честным и дисциплинированным? Обещал беспрекословно выполнять воинский устав, приказы командиров и начальников? Обещал?

— Да, — еще тише сказал Никита.

— А ты что вытворяешь? От первой юбки с ума сошел!

— Товарищ полковник…

— Молчать! — рявкнул Жихарев. Он судорожно хватанул ртом воздух, проглотил леденец и поперхнулся. — Кто она?

«Не знает», — подумал Никита. Но легче ему от этого не стало — понял: полковник три шкуры сдерет, но до истины доберется.

— Студентка.

— Какого черта ты с «губы» удрал?

— Я ее люблю, товарищ полковник, — сказал Никита и сам удивился той легкости, с какой у него вырвалось это признание. На душе стало хорошо и спокойно. — А с ней тогда случилось несчастье.

— Ножку небось подвернула, — иронично бросил Жихарев.

— Нет, разбилась.

Полковник взял пресс-папье, промакнул чернила, которые ненароком разлил, и безразличным, как автомат, голосом спросил:

— Таксист лихой попался?