Читаем Ухожу, не прощаюсь... полностью

Ждать ребят! Глаза невольно ищут по склонам Ключевского. Каждый камень принимаешь за них. Должны были вернуться еще вчера, сегодня — контрольный срок. Если не придут сегодня?.. Одному идти наверх?

Ну этот Эрнест! Точно, он подговорил ребят, и они после Ключевского тайком поперли на Камень, этот гигантский черный обелиск — жутковатое надгробье древней вулканической катастрофы. Надо же мне было проговориться, что на нем, кажется, еще никто никогда не бывал. Эрнест может потащиться из тщеславия — как же, мастер спорта! — ас его-то альпинистским опытом! Или на сопку Плоскую, а мы тут переживай. К тому же на Апохончиче уже надоело, скорее бы в путь. Тут хорошо бы пожить без забот, без тревоги за кого-то, и если бы впереди не горы работы.

Вот опять показалось, что идут. Даже слышу голоса. Сажусь на выжим лавы, вглядываюсь— нет, просто россыпь лавовых глыб. Облака плывут над ними и создают иллюзию движения. Внизу, в долинах — лето, а в сторону Ключевского страшно смотреть: на месте его зловещие черные тучи, в редких их прорывах студено сверкает снег.

С каким удовольствием полазил бы сейчас по этим лавовым вздыбам, по голубичным зарослям, а ниже могут попасться и грибы. Но большой радости от прогулки нет — все гложет тревога. Километра с два прослеживаю тропу в сторону Безымянного, к возможной переправе через реку Сухую Хапицу, и возвращаюсь к палатке: вдруг вернулись ребята.

Налетела гроза. Утихла. Уже шесть часов. Еще с полчаса безнадежно всматриваюсь в склоны вулкаца, забираюсь в палатку. Задремал. Вдруг — голоса! Наши?!.

Нет, двое идут снизу… Наши, не сориентировавшись в тумане, прошли мимо, вниз?.. Но почему только двое?.. Если только алмаатинские селевики, а больше в этом районе быть некому.

Увидев палатку, остановились, свернули.

Нет, не наши. Облегченно вздохнул.

— Здравствуйте! — еще издали улыбнулся русоволосый, чуть выше среднего роста, парень. Второй пониже, коренастый.

— Здравствуйте!.. Из Алма-Аты?

— Из Алма-Аты, — подтвердил русоволосый. — Юра Козлов, — крепко пожал он мне руку. — Николай Долгих, — представил своего спутника. — А вы не медики? В прошлом году не вы работали на Корякском нагорье?

— Мы.

— Ну вот, еще в прошлом году могли встретиться. На рысях мимо нас прошли. Мир тесен… Извини, торопимся на связь. Потом поговорим. Топали тридцать километров — и вдруг опоздать. Кто хоть там? Володя?

— Танюшкин. Володю уволили.

— Федорыч? Этот чудак? Ну, извини.

— Конечно, ребята.

— На обратном пути заглянем.

Беру бинокль, опять шарю по склонам Ключевского. Потом беру ведро и бреду на сейсмостанцию: я уже соскучился по свежему человеку, а на обратном пути наберу в родничке воды.

Осторожно вхожу. Оба пришельца рядом с Федорычем у рации. Русоволосый диктует радиограмму:

«Ивашкевичу. На исходе продукты. Завтра нужна машина. В долг пришлите: хлеб — двадцать буханок, спички, водку — шесть бутылок, вино — три бутылки…»

Федорыч недоволен:

— Диктуй скорее, кончается связь.

Потом мы пили чай. Когда я сказал, что был здесь восемь лет назад, Юра Козлов заволновался:

— Может, завтра поедешь к нам, а? Покажешь, где были границы грязевого потока Безымянного после его взрыва пятьдесят шестого года. Где был лес, где — нет. Мы не можем толком разобраться.

— Юра, да я многое забыл. К тому же тогда специально к этому не присматривался.

— Все равно. Что-нибудь да помнишь. Это очень интересно сопоставить. Не пешком. Завтра к нам машина пойдет, заберет. А потом обратно отвезем.

— Не могу, Юра.

— Ну, это же всего на день.

— Не может он, — подтвердил Федорыч. — У него ребята ушли к кратеру. Видишь, какая погода. Запаздывают.

— А когда они должны вернуться?

— Еще вчера.

— А контрольный срок?

— Сегодня.

— Ну так придут. Ну, а когда придут ребята?

— Мы уходим дальше. И так опаздываем. Ты уж извини. Тоже работа.

— Жалко, а как бы интересно сопоставить! И я карту не взял, — с досадой хлопнул он себя по колену, — хоть бы тут показал.

— А у меня нет карты того района. Наверно, дома должна быть приблизительная схема грязевых потоков. В старых бумагах вроде бы завалялась.

— Серьезно? Знаешь что, запиши мой адрес. А потом пришлешь, а?.. И будешь в Алма-Ате, заходи, всегда жду.

— Хорошо, Юра.

— Будь другом… Ты уже уходишь?

— Я воду только отнесу. А то мой начальник подойдет, даже чаю вскипятить… Вы же мимо пойдете.

— Конечно… Юра, — повернулся Юра Козлов к Юре Привалихину, — тут была гитара. — Энергично потер руки: — Давно не брал в руки гитару:

Я так и остался под окном с ведром воды в руках.

Все-таки хорошо слушать гитару вот так, в дороге. Встретились трое на перекрестке экспедиционных троп — и словно с детства знакомы, а минут через десять расстанемся, и мало вероятно, что когда-нибудь встретимся. Каждый знает это, но все равно счастливое чувство, что мы обязательно где-нибудь встретимся— через год, через два, через десять, но все равно встретимся, и такие же молодые, здоровые, и так же нам будет хорошо.

— Ну, мы побежали, — посмотрел Юра Козлов на часы.

В это время из радиорубки появился Федорыч:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза