Укол мафии

Попс с тревогой смотрел через плечо Джонни Утенка и Винни О'Бойла. Длинный холл, застланный коврами, был пуст. Странно, как это они не увидели и не услышали того, кто открыл дверь?

Утенок кивнул Попсу, и тот закрыл дверь на два действующих замка. Попс покачал головой, увидев разорванную цепочку. Так легко найти свою смерть в Нью-Йорк-сити, если не ремонтировать нужные вещи

Трое мужчин медленно и с опаской вошли в холл, соблюдая неписанный иерархический порядок по этнической принадлежности, принятый у мафии: сначала Джонни Утенок, затем ирландец О'Бойл, потом негр Попс Смит. Они старались ступать по ковру бесшумно, но все-таки их шаги были слышны, и Утенок снял свой пистолет с предохранителя. Впереди послышались голоса. Странно, подумал О'Бойл, ведь привратник, получив пятьдесят долларов, сказал им, что китаеза в квартире один.

Они тихонько вошли в столовую. Голоса стали громче. О'Бойл тоже достал полицейского образца пистолет тридцать восьмого калибра с уничтоженным серийным номером.

Большая арка вела из столовой в гостиную. Переглянувшись, они с облегчением улыбнулись. Голоса доносились из телевизора, а перед ним на полу спиной к ним сидел на корточках китаеза, завороженный изображением на экране, казавшимся бледно-серым в залитой солнцем комнате.

– Что бы вы не собирались мне сообщить, я этого слышать не желаю, – доносился с экрана женский голос.

Китаеза раскачивался и что-то мычал себе под нос.

Джонни Утенок хмыкнул и вложил пистолет в кобуру. То же самое сделал Винни О'Бойл. Они заметили, что Попс не доставал оружия, и это их разозлило: теперь он наверняка расскажет Гассо, до чего они глупо выглядели со своими пистолетами, нацеленными в спину хилого старикашки-азиата, который смог навредить разве что своим глазам, сидя слишком близко к экрану. Гассо будет издеваться над ними. Может, недели, может, месяцы, а может, и всю жизнь.

И ничего не поделаешь, придется терпеть насмешки Гассо. Может, недели, может, месяцы, а может, и всю жизнь.

Они вошли в гостиную. Подбитые металлом башмаки защелкали по натертому паркету.

– Эй ты! – крикнул Джонни Утенок в спину фигурки в парчовой рубахе. Фигурка продолжала раскачиваться, а ее обладатель – мурлыкать. Джонни Утенок обошел Чиуна спереди и посмотрел сверху вниз на безмятежное восточное лицо. Мирный старикан.

– Эй! – окликнул его Джонни Утенок, – мы хотим поговорить с тобой.

Чиун ответил по-английски, мелодично растягивая слова:

– Мой дом – ваш дом. Чувствуйте себя как дома. Я скоро буду целиком в вашем распоряжении, – и он слегка наклонил голову, чтобы экран не заслоняла правая нога Джонни Утенка.

Утенок посмотрел на своих товарищей, застывших у порога позади Чиуна, и пожал плечами. Они усмехнулись и тоже пожали плечами.

– Но я должен сказать тебе, – вещал с телеэкрана голос Вэнса Мастермана, – я хранил эту тайну долгие годы и…

– Китаеза хочет досмотреть передачу, – пояснил Джонни Утенок. – Пусть поглядит.

– Почему бы и нет? – согласился О'Бойл, и Утенок отошел в сторону.

Две вещи пришлись не по нраву Попсу. Первое – что они обзывают старика китаезой. Он не выбирал себе места рождения и цвета кожи.

Попс сказал об этом О'Бойлу и Утенку.

– Нечего смеяться над стариком. Он старый и точка.

Чиун услышал эти слова. И Попс заслужил награду – право умереть последним.

К несчастью, позднее, Попс потерял право на награду, когда предпринял кое-что по поводу второй вещи, которая ему не понравилась.

– Почему вы думаете, что я поверю вам? – слышался из телевизора женский голос.

Чиун продолжал мурлыкать, раскачивания его стали более ритмичными, словно он нетерпеливо поторапливал актеров. Скажи ей, убеждал он про себя. Просто скажи: «Я твой отец».

Чиун так бы и сделал. Римо так бы сделал. Любой человек так бы сделал. Но вот изображение на экране снова померкло, орган зазвучал громче, а Вэнс Мастерман, так и не сказал ей самого главного. Чиун вздохнул глубоко и разочарованно. Иногда Вэнс Мастерман поступает недостаточно решительно.

Если бы он хоть немного походил на женщину-водопроводчика, которая снова появилась на экране, гарцуя перед камерой, и громко, энергично рекламируя свою продукцию.

Ах, но у Вэнса Мастермана была трудная жизнь, а мужчины по-разному реагируют на несчастья. Однажды Чиун сказал об этом Римо на тренировке.

Они сидели на полу гимнастического зала в санатории Фолкрофт. Чиун посмотрел на Римо. Поначалу он не надеялся что-нибудь изменить в этом упрямом вечно острящем молодом человеке. Но шло время, он менялся, легенда воплощалась в жизнь, и Чиун почувствовал к нему нежность, потом уважение, а позднее почти любовь и решил поделиться с Римо секретом:

– Римо, ты убедишься, что люди делают то, что им предначертано. Научись понимать людей, и ты сможешь подчинить их себе. Старайся, чтобы тебя не разгадали. Учись быть ветром, который дует со всех сторон, тогда люди при встрече с тобой никогда не будут знать, какую створку души захлопнуть.

Одним движением Чиун поднялся с пола из позы лотоса, слегка огорченный, что сразу не понял, насколько трудно Вэнсу Мастерману раскрыть свою страшную тайну.