Укоренённые

Таракан, подсказала память. Но очень уж велик был этот таракан. Если его поставить на задние лапы, он будет одного роста с Наилем.

– Сырьё, – сказал Сёмо, указывая на таракана.

– Простите? – оторопело пробормотал Наиль.

– Сырьё для изготовления твёрдой пищи.

– Для желе? То есть мы… Мы всю жизнь едим этих тварей?

– Другого сырья нет.

Наиль не знал, что и подумать. Он стоял и смотрел на таракана.

Сёмо неправильно понял растерянность Наиля.

– Не бойся. Сырьё приведено в состояние готовности для производства пищи.

Говоря человеческим языком, таракан мёртв. Наиль и так это понял.

Не глядя на Наиля, Сёмо принялся разделывать таракана. Шли минуты, а Наиль всё стоял в оцепенении. Они всю жизнь едят эту гадость, этих тварей. Наиль не знал, почему таракан вызывает в нём отвращение, но чувствовал, что питаться насекомыми не правильно. Когда была другая еда. Например, белый, тёплый мягкий хлеб.

Хлеб? Какой хлеб?

Привычная, монотонная работа сделала Сёмо человечнее, что ли.

– Люблю разделывать тараканов. Вчера принесли пчелу, с ней сладу не было. Пчела, она с хищными растениями знается. Тяжело с пчёлами работать. Таракан – другое дело. Что стал? Помогай.

И Наиль начал помогать Сёмо.

Прошло три часа; Наилю казалось, что он всю жизнь только тем и занимается, что разделывает тараканов. В том, что тараканами питаются все жители страны Лиан, Наиль уже не видел ничего странного.

Когда приволокли блестящую от слизи сороконожку, Наиль не удивился и не скривился брезгливо. Продолжил работать.

Днём дождь кончился. В долине солнце быстро высушивает глину. Увязая по колени в глине, Наиль спешил к месту, где раньше стоял его дом. Найти своё место не трудно. В окна вставляют разноцветные стёкла – ещё один подарок Башни. У Наиля были пурпурные и оранжевые стёкла – самые популярные в стране Лиан. Полулуюди-полурастения различали свои стёкла по оттенкам. Стёкла не уносило течением; Наиль думал, что стёкла обладают собственным разумом. Во время дождя они вонзались в почву и стояли насмерть, как бы не ярилась река. Стёкла умели принимать ту форму, которую дал окну неловкий строитель. Умели самостоятельно закрепляться. И они никогда не бились.

Полулюди-полурастения кормились, вгрызались слабыми зубами в мягкое желе. Кто ел стоя, кто – сидя на плоту.

Предстояла тяжёлая работа. Наиль увидел Чармиан. Умело орудуя самодельной лопатой, переделанной из шеста, она расчищала место под дом. Из земли торчали зелёное и синее стекло. Чуждые, неприятные цвета.

– Давай жить вместе, – предложил Наиль.

Чармиан вскинула глаза, брызнула ржавым золотом глаз, обрывками одеяний баловня-октября, зацепившимися за деревья да так и забытыми. И опять эти странные образы, ассоциации. Скверна? Нет. Всё, что связано с Чармиан, не может быть скверной.

Она уложила косы короной. Высохшие на солнце волосы распушились, горели чёрным нимбом, отливали полуночной синевой.

– Нельзя. Сам знаешь, – ответила Чармиан.

– Почему нельзя? Живут же.

– Разве ты не знаешь? Мужчине и женщине можно жить под одной крышей при одном условии. Женщина обязана рожать каждый год.

– Ты не хочешь от меня детей? – оскорбился Наиль.

– Хочу. Одного.

– Мы можем встречаться, – сказал потерянный Наиль.

– Не боишься косарей?

– Нет! Я… Ты для меня…

Чармиан смотрела на него выжидающе. И опять она показалась Наилю нежной, трогательной, беззащитной.

– Я хотел бы укорениться вместе с тобой, – сказал Наиль.

Это было признание в любви.

– Как странно… Почему мы не знаем ничего об укоренённых? Почему ни один из них не подал весточку своим детям?

– Это твой ответ? – дрогнувшим голосом спросил Наиль.

– Моя душа льнёт к тебе, Наиль, но мечтать об укоренении я не могу. Я не знаю, что представляет собой укоренение.

– Укоренение – высшая форма жизни получеловека-полурастения, – холодно сказал Наиль; он был недоволен размышлениями Чармиан в ответ на его искренние чувства, – тебя удивляет, что от укоренённых нет вестей? Не забывай, что укореняют тех, кому исполнилось минимум тридцать пять лет. Им и так нет ни до кого дела. Думаю, в укоренённом состоянии они забывают обо всех.

– Как так выходит, что всем укоренённым хватает места в Башне? – спросила Чармиан, – укоренённых много, а Башня не так уж и велика.

– Сейчас мне нет дела до укоренённых. Я вижу только тебя.

Губы Чармиан дрогнули, взгляд прекрасных глаз стал растерянным. Наиль подошёл к ней и, презрев взгляды соседей, нежно прикоснулся губами к её губам.

Мягкие и в то же время сухие, покусанные губы Чармиан дрогнули. Наилю захотелось нежно обнять Чармиан, прижать к груди и вечность стоять, вдыхая запах её волос, её тела. Хотелось заслонить чернокосую девушку от мира, которого она так отчаянно не боялась.