– Недели не прошло, собрался я лодку чинить, взял инструменты, подхожу, а старушка-то моя как новенькая: ни трещинки, ни дырочки и смолой пахнет. Сначала подумал, что померещилось, ага-ага, а потом гляжу – рядом плащик лежит. Тот самый, который я Тару в дорогу дал, – прохрипел Зеф, вытирая намокшие глаза. – Звал его, звал, искал всюду, в деревне спрашивал. И ничего. Не надо было пускать его в Чащу. Какой же я дурак! Правильно, что за всю жизнь ни семьи, ни детей! Одно сердце ко мне тянулось, и то загубил.
Старик безмолвно зарыдал, закрывая лицо руками. Исма тоже не смогла сдержать слёз. Они обнялись и долго ещё стояли, изливая друг другу общее горе.
Исма поцеловала Зефа в мокрую щёку, взяла под руку и тихонько повела дальше по непрогретому солнцем песку.
– У меня есть чувство… – сказала она. – Не могу объяснить, но просто знаю, что Тар жив. Я обязательно его отыщу. То, что ты рассказал, лишь подтверждает мои догадки.
– Как же ты будешь его искать? – спросил Зеф.
– Сначала я много молилась Палланте, – словно бы не заметив вопроса, сказала Исма, – как бабушка Омма, но Алая Богиня нас не слышала, а все кругом шептались, что Тар был проклят и потому ушёл из Валь’Стэ. Некоторые и на меня косо поглядывали да распускали сплетни, что, мол, на дочери Вэлло тоже часть того проклятья висит; что колдовством тут пахнет, не иначе.
– Ой, народу только дай повод, – проворчал старик. – Они и не такое придумают. Сто лет о волшебниках ни слуху ни духу. Перевелись, поди? Но мне-то, лодочнику, почём знать.
– В Валь’Стэ их точно нет. Но как-то я спросила у Хакки, встречал ли он настоящих колдунов, а тот, представляешь, поправил тюрбан, перо пригладил и говорит: «Разумеется, госпожа моя! На Ильваре и на Ильсате, а от хазгошского чародея так и вовсе еле ноги унёс».
– Этот Хакка – человек, конечно, хороший, но сказочник редкостный. Ты всему-то не верь, что он сочиняет, ага-ага! Ему ведь для дела не грех и наврать с три короба.
– Понимаю, – согласилась Исма, – но что, если Хакка не лгал? Вдруг остались те, кто колдовать умеют? Я бы к одному из них в ученицы напросилась, а потом, возможно, с помощью чар брата нашла и домой вернула.
– Но волшебники-то – племя тёмное, злое! – Зеф схватился за голову и от страха прикусил губу. – Помнишь поговорку: «С колдуном поведёшься – горя напьёшься»?
– Ну, полно тебе. – Исма даже отмахнулась от слов старика, как бы отводя беду. – По-моему, бессилие страшней любых чар будет… Страшно смотреть в глаза безутешной матери. Страшно смотреть на отца, что поддался отчаянию и заливает скорбь вином. Вот что мне страшно, а волшебников я не боюсь.
Зеф тяжело вздохнул и ничего не ответил.
Ближе к закату они достигли устья реки Эдд, одного из крупнейших притоков Ошу, и пошли вдоль её берега, на север. Древняя Чаща осталась позади. Путники брели по заросшим травой тропинкам. Вместо зелёных деревьев всюду сверкали золотом ветвистые дубы, каштаны и ольховины. Здешний лес казался им удивительно светлым и чистым, сотканным из огненных паутинок и солнечных зайчиков. Дышать было легко, и старик радовался, что ноги его больше не тонули в песках, а шагали по твёрдой земле.
Исма любовалась Эдд, её тёмными водами, что стремительно уносили к югу рыжие искорки опавших листьев. Зачарованная рекой, она представляла себе величие священного города: его храмы, арки и широкие улицы, закованные в объятия высоких каменных домов. Но вскоре занятие это показалось ей глупым. «Когда дойдём, увидим. Нечего в облаках витать!» – подумала Исма и крепче прижалась к Зефу.
Тропа обогнула холмы, овраги и нырнула в глубь леса. Исма часто оглядывалась, опасаясь пропустить нужный поворот или указательный камень, но старик напористо шёл вперёд так, словно тысячу раз бывал в этих местах и не сомневался насчёт дальнейшего пути. Небо стемнело, подул колючий ветер, и деревья недовольно заскрипели ветвями. Исма помолилась про себя Богине и уже собралась искать удобный лужок для ночлега, когда впереди показались Врата Света.
Статуи Палланты высотой в три человеческих роста стояли по обе стороны лесной дороги. У первой на лице застыла улыбка, глаза были открыты и, казалось, источали невидимый свет; в волосах у неё распустились каменные розы. В одной руке она держала солнечный диск, а другую тянула к соседнему изваянию. У второй же глаза были сомкнуты, линия рта оставалась покойной и ровной, а в водопаде волос виднелись остроконечные звёзды; в ладони её, словно в колыбели, дремал рогатый месяц.
У Врат послышался чей-то голос, и путники разглядели два силуэта, что плыли к ним сквозь сумерки, бледно сияя белыми одеждами. Речь была незнакомой, но дружелюбной. Двигались они легко, пружиня ногами и опираясь на длинные копья, как на посохи. Когда стражники подошли ближе, Зеф низко поклонился то ли мужчинам, то ли статуям, а потом сказал:
– Да озарит вас Палланта! Мы паломники из Валь’Стэ, поселения, что к югу от устья Эдд, ага-ага. Позволит ли светлейшая Богиня пройти нам через Врата?