– Капитан, впереди наши! – задыхаясь, прокричал кто-то из стражей, и взору Ариса открылась картина, которую он меньше всего хотел бы увидеть. У Столпов Эдды, на освещённой солнцем стороне, стоял Гебб во главе своего отряда, а за ними – Эсса, Ис и паломники.
Миновав Столпы, Аристей пронзил посвящённую гневным взглядом и заорал что было мочи:
– Что вы наделали, Эсса! Мы укрыли ваших людей от заклятья не для того, чтобы они погибли…
– Умерь свой пыл, капитан! – осадила его жрица. – И хорошенько отдышись, прежде чем что-либо говорить. Мы вне опасности.
– Но враги близко!
– Главнокомандующий эддских войск оповещён. Час назад я отправила к нему гонцов с просьбой выслать нам подкрепление, а чары Шаида на священной земле не имеют власти.
Рядом с Эссой по-прежнему стояла Ис. В её карих глазах читались согласие и уверенность. Только сейчас капитан заметил, что в воздухе звенит тишина. Куда же подевался рёв преследовавшей его армии?
Аристей посмотрел назад: за монолитными обелисками, вырезанными из белого камня, там, где падала их тень, стоял чародей, а справа от него толпилась небольшая горстка наёмников. Пятнадцать вооружённых с ног до головы человек. Выглядели они, конечно, грозно, но не так, как выглядело бы многотысячное войско эллирийцев.
– Пф, фокусы, да и только! – презрительно бросила в колдуна посвящённая.
Из-под чёрного капюшона раздался утробный смех.
– Фокусы, говоришь? А чего ж ты тогда спряталась за Клыками Энрира? – спросил колдун, прикоснувшись рукой к обелиску. – Выходи, выходи, никчёмная жрица! Давай поиграем… Твоя вера против моей силы.
Эсса злобно прищурилась, но сдержала закипавшую в ней ярость.
– Нет-нет, на твоих условиях я наигралась вдоволь. Но, может быть, ты пожелаешь сыграть на моих?
Посвящённая кивнула Аристейю, и тот приказал копейщикам приготовиться к бою. Маг зашипел, глубже отступая в тень:
– Ты думаешь, что вырвалась из западни, жрица, но на самом деле попала в ловушку страшнее, чем можешь себе представить…
Призвав мощный поток ветра, чародей вынудил Эссу закрыть глаза, а когда шквал рассеялся, от колдуна и его людей уже и след простыл.
«Вот же отродье Шаидово!» – подумала посвящённая и рухнула наземь в беспамятстве.
Глава 3
Чудотворица
Эсса проснулась утром второго дня под неумолчное бормотание старой Хибби. Древняя, как мир, монахиня сидела в кресле-качалке и следила за тем, чтобы огонь в очаге не гас. Подбрасывая очередное полено, Хибби напевала песни безвозвратно ушедшей юности, вспоминала тех, кого когда-то любила и ненавидела. Кресло тихонько поскрипывало, а она всё вспоминала и вспоминала, лишь иногда прерываясь на туалет и сон. Есть старой Хибби почти не хотелось. Ей вообще в последнее время мало чего хотелось, поэтому верховная жрица Оззо выделила для неё самую дальнюю комнату Женского Дома, где старую Хибби никто бы попусту не беспокоил. Правда, к ней всё же заглядывали молоденькие послушницы, чтобы проведать старицу, принести дров, пшеничных лепёшек и немного разбавленного вина. Воду Хибби пить отказывалась, а вот вино потягивала с удовольствием. В общем, Хибби была самой старой и самой спокойной старухой из всех, что когда-либо жили в домах Палланты. Остальная же древность так или иначе плела интриги и боролась за власть, стремясь заполучить себе сан повыше, но только не старая Хибби. Ей было всё равно. Она даже не заметила, что сёстры-целительницы поставили в её комнате ещё одну кровать, а следом внесли Эссу, измотанную долгой дорогой и битвой с приспешниками Шаида. Хотя, может, и заметила, но не придала этому значения.
Посвящённая открыла глаза и попыталась встать, но её тут же бросило в жар, голова закружилась, а к горлу подступил тошнотворный ком. Тогда Эсса передумала геройствовать и решила поспать ещё немного, но Хибби продолжала бубнить под нос всякую бессмыслицу, отчего голова посвящённой разболелась только сильнее. В тесной каменной комнате не было никого, кроме Эссы и Хибби. «Если я придушу её подушкой, никто ведь не догадается, да?» – спросила жрица саму себя, но сразу же прогнала крамольные мысли и села в кровати, превозмогая слабость. В дверь постучали.
– Госпожа Хибби, можно мне войти? – учтиво произнёс детский голосок.
Старица протянула что-то мелодичное и бросила в очаг осиновое поленце, давая понять, что принимать гостей она не намерена. Эсса страдальчески взвыла, впиваясь пальцами в воспалённые виски.
– Бабушка Хибби, я вхожу! – предупредил всё тот же голосок, и тяжёлая дверь медленно подалась вперёд. Из тёмной щели в комнату пролез чумазый, большегубый мальчик лет шести-семи от роду. Заметив, что Эсса глядит на него, мягко говоря, не слишком приветливо, мальчик переступил с ноги на ногу, спрятал пухлые ручонки за спину, но взгляда не отвёл.
– Ой, здравствуйте, тётя! А вы уже проснулись? А тама мунахини говорят, что вас будить нельзя. Поэтому я вёл себя хорошо и не бегал. Меня зовут Вокк, а вас?