Украденная душа

Сон задрожал и рассыпался от рёва сигнального рога. Исма открыла глаза и первым делом увидела Фрасу, который, прижимая от страха уши, скулил, как щенок, что просит защиты у матери.

– Искорка? – удивилась она. – Ты уже ходишь? – Рука Ис аккуратно коснулась пушистой шёрстки.

Лисёнок успокоился и что-то уверенно тявкнул, сверкнув бусинками глаз.

– Давай-ка поглядим на твои раны…

Фраса перевернулся на спину, подставляя живот, и завилял хвостом.

– Как быстро они зажили! Надо будет спросить у знахарок. Может, это не простая рановязка была?.. – Исма задумчиво хмыкнула, то ли стараясь разгадать секрет чудодейственной мази, то ли вспоминая минувший сон.

Искорка вскочил и принялся многозначительно чавкать, как это делают коты или собаки, когда им хочется есть. Исма намёк поняла и, взяв Фрасу на руки, вышла из шатра.

По дороге к костру к ней пристал с расспросами мальчик, чья кожа была ещё чернее, чем у Беррэ или Айолы. «Встретишь такого в лесу и спутаешь ещё с тёмным духом каким…» – подумала Ис, но ничего не сказала. Мальчик лепетал что-то на южном наречии, которого паломница не знала. Слова его лились звучным потоком, ускоряя и замедляя ритм, срываясь с высоких нот на низкие. Но уловить суть ей всё-таки удалось: мальчика интересовал Фраса. Исма только покачала головой и показала пальцем на жрицу, которая созывала женщин на намасат. Расспросы сразу прекратились, да и самого мальчишку как ветром сдуло. Вот она – истинная власть посвящённых!

Выполнять ритуальные движения одной рукой было нелегко, но Исма справилась. В этот раз Эсса не церемонилась и выглядела суровее, чем обычно. Она коснулась Исмы третьей или четвёртой и отчего-то не удивилась лисёнку, хотя, безусловно, его заметила. «Ильсатских ящерок» она вообще освободила от молитвы, но, правда, и те времени даром не теряли. Айола развела костёр, напоила лошадей и отнесла воды на мужскую сторону. Беррэ же колдовала над похлёбкой, стараясь сделать её вкуснее, чтобы приободрить тем самым всех без исключения. Долгий путь от родных земель до Сумеречных Зорь научил Беррэ простой истине – чем сытней и вкуснее в походах еда, тем легче людям справляться с тяготами, тем быстрее они идут и тем усерднее воздают хвалу Богине.

На животных сия истина, разумеется, распространяется ничуть не меньше, если только не брать в расчёт восхваления Палланты. Хотя и тут невозможно быть уверенным до конца. Жрицы Эдды, например, не раз слышали от служителей Ордена Памяти о существовании магических талантов различного ранга. Среди которых была способность общения со зверями и даже с драконами. Так что какой-нибудь маг вполне себе мог бы взять и научить коня молитвам. Но вот нужны ли коню молитвы – это уже вопрос спорный, да и среди паломников колдунов, конечно же, не было.

Впрочем, Фрасу столь глубокие материи не волновали. Он просто был счастлив, когда Исма отдала ему часть своей похлёбки. Ещё счастливее он стал, когда Беррэ принесла ему нечто мягкое, душистое и хрящеподобное. Он даже зауважал её настолько, что разрешил себя погладить. И никакой магии не понадобилось.

Вдоволь наевшись, Фраса взобрался на плечо Исмы и некоторое время пытался там усидеть, но вскоре понял, что в капюшоне ему лежать теплее. Исму это тоже устраивало: работать обеими руками куда удобней. Она помогла Беррэ вымыть котёл, а потом вместе с Айолой навьючила лошадей скрученными плетёнками и одеялами.

Трудились не только они втроём – в лагере работал каждый. Старшим женщинам, помимо прочего, было положено приглядывать за детьми, которым, ясное дело, полагалось безобразничать и выводить посвящённую из душевного равновесия. Но этого допускать было нельзя. И хотя утром в лагере царили настороженное молчание и тишина, малышне ничего не стоило незаметно ускользнуть и вытворить какое-нибудь безобразие. Потому-то матери следили за детьми с двойным усердием, а большая часть обязанностей легла на плечи молодых послушниц.

Снявшись с места, паломники отправились на восток. Теперь половина стражей шла впереди колонны, а другая половина – позади, чтобы в случае нападения воины могли быстро среагировать и защитить безоружных. Эсса казалась вездесущей: она появлялась то на женской стороне, то на мужской, оживлённо обсуждая что-то со старухами и раздавая указы стражам. Иногда жрица достигала такой сосредоточенности, что в глазах её распалялась ярость праведной медведицы, готовой откусить голову любому, кто вознамерится навредить её выводку.

«Вот это женщина, ага-ага!» – восхитился про себя Зеф, когда посвящённая в очередной раз «метала молнии» в командира стражей за то, что тот решил не отправлять охотников на разведку. Но Аристей оставался спокойным и собранным, выслушивая недовольства жрицы. Он считал неразумным посылать людей в зеркальные лабиринты скал, потеряться в которых могли даже самые опытные из них. «К тому же, если враг посмеет напасть, – размышлял Арис, – дополнительные луки и копья будут очень кстати».