Украденная душа

К часу вечерней молитвы дождь стих, и Гебб, как всегда, не проронив ни слова, указал копьём вдаль, где в сгущавшихся сумерках мерцали жёлтые огни. Отблеск радости просиял на молодых лицах паломников. Исма облегчённо вздохнула.

– Здесь холодно и горы мрачно возвышаются над тропой, – сказала она. – Теперь я понимаю, почему старики так не любят перевал, но, слава Палланте, лагерь разбит, и мы уже близко.

– Если верить книгам, у них есть несколько причин, чтобы… – Аристей замер, точно волк, учуявший добычу. – Тихо! Пригнитесь! Гебб, ты слышал?

Страж кивнул, ощетинился и крепко сжал копьё.

– Исма, возьми лисёнка, – прошептал Аристей и протянул ей плащ. – Гебб, ты останешься с Исмой и, если понадобится, будешь защищать её так же, как защищал бы меня, понятно?

Гебб ударил кулаком в грудь. Только теперь до слуха паломницы донеслись приглушённые голоса и бряцанье доспехов.

– Нам повезло, что уже темно и что нас не видно за скалами. Они спускаются с северного хребта.

– Кто это? – не скрывая страха, спросила Исма.

– Судя по говору – эллирийцы. Но важнее то, что они вооружены и крадутся в сумерках, как убийцы или воры. – Аристей отдал копьё товарищу, обеими руками зачерпнул дорожной грязи и вымазал ею штаны. – Я постараюсь прошмыгнуть у них перед носом и оказаться в лагере первым. Ну же, помогите мне. Надо хорошенько испачкать одежду. Иначе меня заметят, как только я покину укрытие.

Когда дело было сделано, Арис поспешил в лагерь, перебегая от одной скалы к другой. Наудачу снова полил дождь, и хлюпающие шаги стража затопил шум небесной воды. Вспыхнула молния, и воздух содрогнулся под раскатами грома. Исму сковал ужас. Собираясь в паломничество, она и представить не могла, что на священном пути встречаются опасности большие, чем те, что преподносят людям голод или непогода. Но теперь Исма лицом к лицу столкнулась с жестокой правдой: зло таится всюду, даже на пути праведников. Сейчас каждый в опасности, и если Аристей не успеет предупредить паломников, смерть заберёт их всех. Она отнимет у Исмы Зефа, Беррэ и Айолу, а следом, возможно, придёт и за ней самой.

Воинственно протрубил горн. Один раз, второй… Послышались крики, командные возгласы и скрежет металла. Они прорывались сквозь бурю и становились громче. Мечи ломали копья, а копья впивались в плоть. Кровь заливала Тропы, и казалось, что битва продлится вечно… Но, к счастью, нападавшие не ожидали столь яростного сопротивления, и им пришлось отступить. Горн просигналил победу. Аристей возглавил отряд охотников, погнавших врага от лагеря до того места, где прятались Исма и Гебб. А когда один из разбойников забежал в укрытие, страж без раздумий пронзил его копьём.

Вернулись в лагерь они под радостные возгласы и ликование спасённых. Эсса благословила людей Аристейя и приказала поставить навес, под которым все, кто хоть что-то смыслили в целительском ремесле, могли оказать помощь раненым. Исма отнесла лисёнка в шатёр и собиралась уже снова выйти под дождь, чтобы найти Зефа, но её остановила Айола.

– Дыханье Палланты, ты жива, Ис! – Девушки обнялись, и Айола продолжила: – Мы с Беррэ места себе не находили. Куда ты пропала?

– Ушла на зов, чтобы спасти жизнь, – ответила Исма. – Но потом Аристейю пришлось спасать меня. Скажи, Айо, ты видела дядюшку?

– Видела, он ранен в плечо, но ничего серьёзного. Им занимается Эсса. Говорит, что мужчине в столь почтенном возрасте не стоило сражаться.

– Как это? Зеф что, тоже дрался с разбойниками?.. – Исма, вконец обессилев, рухнула на плетёнки.

– Да-да, он орудовал копьём ловко, словно китобой гарпуном. Мне сначала показалось, что он никакой не старик, а могучий воин. Но потом кто-то из нападавших пустил в него стрелу. Слава Богине, она прошла выше и лишь слегка оцарапала Зефа.

– И всё же он очень стар… Я должна его проведать.

– Ты же вся дрожишь, Ис. А ну, раздевайся! Я принесу тебе сухую одежду. Дядюшку навестишь позже. Посвящённая, может, и не самая приятная собеседница, но своё дело знает. И поесть тебе нужно, так что прошу, останься пока в шатре, согрейся. Не хватало ещё тебя потом лечить от горячки или дождевой трясучки.

Не сразу, но Исма поддалась на уговоры, сменила одежду и выпила миску остывшего бульона. Лисёнок, отогревшись в ильварском плаще, уснул. Добрый знак, но Исму тревожило его дыхание, тяжёлое и прерывистое. Порывшись в корзинах одной из травниц, она нашла глиняный горшок с мазью, хорошо известной по всему Эосу. Этот аромат, отдающий одновременно сладостью медоцвета и горечью полыни, Исма узнала бы хоть в полной темноте, хоть с зажатым носом: такой он был крепкий и душистый. «Рановязка… Хорошо… Это очень хорошо…» – подумала Исма и без зазрения совести вытащила горшок из корзины.

Аккуратно раскрыв лисёнка, она наложила мазь и прошептала над ним молитву об исцелении тела и духа.

– Как же мне тебя назвать? – произнесла вслух Исма.

Лисёнок чихнул, издав тонкий звук, похожий на то, как плюётся искрами костёр.

– Искорка, значит… – задумчиво протянула девушка. – Ладно… Кажется, на Древнем Языке «искра» будет «фра» или «фраса»…