Катя не сомневалась, что где-то существуют ответы на эти вопросы. Ведь в жизни все взаимосвязано. Эффект бабочки, так кажется, называется это явление в психологии. Катя когда-то читала об этом в одной умной книге и даже запомнила наизусть основной тезис: «Сегодняшнее трепетание крыльев мотылька в Пекине через месяц может вызвать ураган в Нью-Йорке». Видимо, Катин мотылек давно махнул крылышками. Но сколько она ни силилась, так и не смогла отыскать в дебрях прошлого истинную причину своего погружения в душевный хаос.
«Марина?» – в который раз спросила себя Катя. Первая мысль, которая пришла в голову при виде сигарет, виски и цветов, была о Марине. И именно о ней Катя хотела поговорить с Антоном. Ведь он прекрасно знал Марину, учился с ней в одном классе...
А еще хотела спросить наконец, что же произошло между неразлучными друзьями? Почему вдруг Костя Король вычеркнул верного вассала из своей жизни? Или Антон был инициатором разрыва?
Столько вопросов... Но она забыла обо всем, едва увидев Молчанова.
– Привет, – широко улыбнулась Ангелина и чмокнула Катю в щеку. В салоне автомобиля было тепло и пахло сигаретным дымом – в Люкиных пальцах, унизанных кольцами, подрагивала неизменная «More».
Она позвонила накануне и предупредила, что заедет за Катей. Катя страшно обрадовалась. Перспектива провести выходной в мрачном одиночестве пугала ее.
– Едем ко мне, – заявила Люка, мастерски обогнув резко затормозившую перед носом «Газель». Катя даже зажмурилась, увидев быстро приближающийся брезентовый зад. – Я угощу тебя моей фирменной рождественской индейкой в соевом соусе.
– Вроде до Рождества еще целый месяц, – рассмеялась Катя.
– А мы устроим незапланированное Рождество, – подмигнула Люка и въехала во двор.
Квартира имела такой же запущенный и нежилой вид, как и в первый Катин визит. Тот же пыльный налет на мебели, тот же запах затхлости.
– Ты давай располагайся, а я мигом, у меня уже все готово. Только, бога ради, не снимай обувь. Ни в коем случае. У меня жуткий бардак. – Люка хохотнула, скинула норковую шубку и скрылась на кухне.
Катя прошла в знакомую комнату. Тяжелые портьеры были задернуты, в помещении царил полумрак. На накрытом на двоих овальном столе высился бронзовый подсвечник с зажженными свечами. Белоснежные тарелки Кузнецовского фарфора, вилки и ножи из фамильного серебра, бокалы из потускневшего хрусталя безжалостно мяли дивную льняную скатерть, отделанную по краям кружевом.
Неожиданно возникло ощущение перемещения в прошлое. Снова вспомнилась Фаечка Островская, фарфоровые куклы с отбитыми носами, старинные книги с фантастическими иллюстрациями.
«Интересно, когда Фаина Ильинична возвращается из отпуска?» – подумала Катя, и тут у нее в сумке зазвонил телефон.
– Где это ты шляешься? – послышался в трубке сердитый материн голос. – У тебя же сегодня выходной.
– Я, мам, в гостях.
– Ну конечно! Нет, чтобы отдохнуть, выспаться хорошенько. Что, у тебя дел нет никаких?
– Так я и отдыхаю. Я, между прочим, давно выросла и вправе распоряжаться своим досугом по собственному усмотрению.
– Ну, как знаешь... – обиженно протянула Елена Анатольевна. – Я просто хотела тебе сообщить, что Фаечка уже прилетела. Завтра мы с ней в обед встречаемся в нашей любимой кофейне. Если хочешь, присоединяйся. У тебя же к ней какие-то вопросы. Тайные, – ехидно добавила мать и, не попрощавшись, повесила трубку.
Катя пожала плечами и сунула телефон обратно в сумку.
– Катюш, не поможешь? – крикнула из кухни Ангелина.
– Конечно! – Катя с радостью откликнулась на зов.
Свет, заливающий большую кухню, по контрасту с полутемной столовой больно ударил по глазам. Катя на секунду даже ослепла.
– Держи. – Люка протянула ей фаянсовую плошку с салатом. Слизнула с пальцев капнувший соус, подхватила поднос с аппетитной индейкой, бутылку «Кампари» и простучала каблуками в столовую. – Вообще-то я здесь не живу, – сообщила Ангелина, когда с индейкой было покончено. Налила «Кампари», разбавила апельсиновым соком, бросила два кубика льда. Закурила и откинулась на спинку стула. – Это квартира родителей. Я сохранила ее в том виде, в каком она была при их жизни. Когда хочу пообщаться с ними, то приезжаю сюда и разговариваю, рассказываю, советуюсь... Я уверена, они меня слышат. Их души здесь, в этих стенах. – Люка вдруг улыбнулась. – Знаешь, я не хожу на кладбище. Не люблю. – Глубоко затянулась и яростно затушила окурок. Глаза ее странно блеснули. – Вот ты часто бываешь у мужа на могиле?
– Да, – растерянно ответила Катя.
– И что ты чувствуешь? – Люка закурила новую сигарету. Прищурилась.
– Трудно сказать... – Катя покачала головой. – Боль, горечь и в то же время облегчение. Словно прикоснулась к нему.
– Чушь, – фыркнула Ангелина.
– Почему чушь? – остолбенела Катя, поперхнувшись вином.
– Да потому что нет там ничего, в этой могиле. Все это пережитки язычества, никому не нужные символы. Наши мертвые с нами, они в наших сердцах, в наших телах, в наших домах. Верь мне, я знаю. Я умирала.
– Как это... умирала? – потрясенно пробормотала Катя.