— Никто не знает, чего ожидать. Вернется ли она, будет ли помнить свою смерть, пожелает ли отомстить? Король давно сошел с ума, ожидая возмездия. Ричард, по сути, уже много лет сам управляет страной.
В комнате воцарилось тяжелое молчание. После рассказанного Уильямом ощущение сказочности происходящего улетучилось. Тут, как и в моем мире, в политике происходят мерзкие дела.
Мне стало страшно, по спине пробежал холодок, на глаза навернулись слезы. Отчаянно не хотелось ехать во дворец, прямо в пасть ко льву.
— Что случилось, Света? Почему ты плачешь?
— Я чувствую себя дичью среди хищников… Не понимаю, зачем я тебе понадобилась…
— Не бойся, со мной ты в безопасности. Я не покину тебя, что бы ни случилось.
— Но почему?
— Вижу, ты не оставишь меня в покое, пока не узнаешь правду.
Лорд Бестерн замолчал, на лице заиграли желваки, брови напряженно сомкнулись, посреди лба пролегла глубокая морщина.
— Зови свою горничную. Одевайся и идем со мной!
Я мигом вскочила и метнулась в свою комнату, пока муж не передумал. Дернула за ленточку колокольчика для вызова слуг и закружилась по комнате, в нетерпении заламывая руки. Чего я только не представляла!
Роуз быстро впорхнула, будто дежурила у двери, и тут началось самое неприятное. Горничная никак не соглашалась выпустить меня из комнаты, пока не наведет полный марафет.
Платье надобно заново отгладить: помялось, лежа на кровати. Прическа растрепалась, макияж никто не отменял. Я шипела, а Роуз, извиняясь, шептала:
— Леди Уиндхем дежурит внизу. Никак не могу, леди, мне обязательно нужно вас собрать как следует.
Лорд Бестерн заглянул через несколько минут и застал меня в парадном облачении, молча переносящую пытку.
— Роуз, спасибо, твои услуги сейчас не понадобятся.
Роуз вскинула на него широко распахнутые, умоляющие глаза оленя на мушке охотника, но возразить не решилась. Напоследок постаравшись скрепить мои легкие и непослушные волосы рекордным количеством шпилек, она отступила в сторону, и я увидела себя в зеркале.
Коричневое платье, подобранное в тон камзолу лорда Бестерна, идеально подчеркивало талию. Декольте обрамлял легкий кремовый тюль. Главным украшением наряда была тяжелая золотая цепь с искристым желтым топазом. Волосы тоже покрывала золотая сеточка с россыпью бриллиантов. У госпожи Веллсбери и вправду отличный вкус, платье придумала она. Надо сказать, на мне оно смотрелось лучше, чем в шкафу.
Лорд Бестерн протянул руку, и я послушно оперлась на локоть мужа.
Мы прошли по коридору, спустились по парадной лестнице, свернули в гостиницу, через нее — в библиотеку, музыкальную комнату… Сердце забилось сильнее, я, кажется, догадалась, куда меня ведет муж.
В мастерскую Пруденс! Теперь понятно, отчего сиделка старалась не пускать туда. Догадка оказалась верной: сестра мужа напророчила нечто про меня…
У входа в мастерскую муж галантно придержал дверь, пропуская меня вперед.
Через высокие окна художественную комнату заливал прозрачный свет осеннего солнца. В косых лучах танцевали пылинки. На мольберте сушился холст, изображающий сцену охоты на шипастое зеленое чудовище, встреченное мною в лабиринте, — бигаста. Свинокрокодил щерил зубастую пасть, конный воин метил в него копьем, за деревьями трубил в рог егерь и гарцевали люди в красочных одеждах, более подходящих Средневековью.
Лорд Бестерн, задумчиво потирая подбородок, встал напротив картины и долго ее рассматривал, не говоря ни слова. Затем произнес:
— Королевская охота на бигаста перед самым приходом зимы. Мы вскоре получим приглашение.
— Значит, Пруденс и вправду рисует будущее. Покажи и мой портрет!
Муж резко обернулся со смесью облегчения и уважения во взгляде.
— Надеюсь, эта особенность сестры останется между нами. Ее счастье зависит от твоего молчания. Пророки ценятся на вес золота, они живут во дворце под пристальным вниманием короля, и их дар используют для поисков богини. Пруденс не выдержит подобной жизни.
— Я понимаю, Уильям. Спасибо за доверие.
По всей мастерской лицевой стороной к стенам были расставлены картины. На глаз я определила около сотни. Муж подошел к дальней стене и уверенно вытащил крупный холст из четвертого ряда, будто проделывал это не раз.
Поднес его к пустому мольберту и водрузил на деревянную подставку.
С картины на меня смотрела я сама. Чуть повзрослевшая, с серьезными глазами и округлившимися щеками. Пруденс рисовала настолько тонкими мазками, что картина казалась не просто фотографически точной, но живой.
В детстве мы гадали, поставив два зеркала друг напротив друга, а между ними — зажженную свечу. Сидеть в темной комнате, смотреть на бесконечный коридор, где танцует желто-синий огонек, было волнующе и страшно. Казалось, за спиной притаилось мистическое существо. Глядя на произведение пророчицы, я почувствовала, как меня пронзило то же самое чувство.