Украденное дитя

«Король и пастух», английская народная баллада,

перевод С. Я. Маршак

Вечером в столичный особняк Виндзоров явился с визитом сам император. Явился без помпы, в сопровождении лишь телохранителей, в карете без гербов и даже без лакеев. Почти инкогнито. Почти, потому что в такой же карете и с таким же сопровождением некогда разъезжал по столице его младший брат. Конечно, другими были тогда телохранители (а порой принц и вовсе обходился без них), но весь город уже очень скоро знал, кто и куда поехал. Газетчики — шустрые ребята, а тут такая сенсация! Конечно, шушукались тем вечером дамы в салонах: Его Величество отправился навестить безутешную вдову (ах, бедняжка!). Какое у императора доброе сердце!

Сердечного императора у Виндзоров весьма тепло встретили. Сначала чуть в обморок не упала экономка и задрожал всегда невозмутимый дворецкий. Его Величество они видели впервые: к Эшу император не заглядывал, предпочитал звать своего мага во дворец. Не так уж много у правителя великой империи времени, чтобы мотаться по гостям — даже к собственному кузену и самому доверенному советнику.

Так что визит был из ряда вон — для всех. Его Величество держался непринуждённо — сопровождение он оставил на улице. Дескать, что ему может угрожать в доме придворного мага? Правда, мёртвого… Но ведь из-за несчастного случая, не так ли? О, Эш всегда был таким растяпой…

Дворецкий справился с собой быстро, и Его Величество окружили слуги. Ах, ему нужно видеть герцогиню? Но…

— Ваше Величество. — Остановившись на последней ступеньке лестницы на второй этаж, лорд Валентин изящно поклонился. — Какая досада, моя дочь не принимает.

После этого наступила тишина. Императору не отказывают, особенно в такой щекотливой ситуации. Его Величество уже оказал герцогине великую честь, приехав к ней лично. Так что же?

Император выдержал паузу, как будто специально дожидаясь нужного эффекта — чтобы все присутствующие поняли, какую оплошность допустил лорд Валентин. Впрочем, из присутствующих были только слуги, а кого волнует их мнение? Сам же лорд Валентин как будто ничего не понял: он замер на лестнице, словно собирался грудью закрыть императору проход на второй этаж.

— Леди Фрида снова не здорова? — спросил, наконец, Генрих.

Валентин не поднимал глаз и руки его, лежащие на перилах, подрагивали, но ответил он твёрдо:

— Моя дочь утомилась и сейчас отдыхает. Приношу от её лица извинения, Ваше Величество. Как только моей дочери станет легче, мы нижайше попросим у вас аудиенции…

Император отмахнулся.

— И тем не менее я хочу видеть её сейчас.

— Ваше Величество…

Не обращая на него внимания, Генрих подошёл к лестнице и оказался очень близко от Валентина — хрупкого, маленького по сравнению с императором.

— Граф, — улыбнулся император. — Отойдите. — И когда Валентин (явно испуганно) вцепился в перила, добавил: — Вы же понимаете, что я могу позвать моих телохранителей, и вас… отодвинут. Аккуратно, конечно. Но смысла в вашем маленьком бунте я не вижу.

Валентин вздрогнул. Впервые поднял на Его Величество глаза. Ему было страшно, действительно страшно: воспитание и мораль кричали повиноваться и молить императора о прощении. Никто не встаёт у Его Величества на пути: ни слуга, ни лорд.

— Я жду, граф, — гипнотизируя Валентина взглядом, как змея зайчонка, сказал Генрих.

Валентин дрогнул. Посторонился и тут же сказал:

— Ваше Величество, умоляю, моей дочери нужен покой…

— Какая трогательная забота для той, кто даже не является вашим ребёнком, — усмехнулся император, проходя мимо. — Позовите врача, если так волнуетесь, граф. В вашем доме должен быть кто-то из Академии.

Валентин осел на ступеньки. К нему бросились лакеи и дворецкий — а потом и к врачу. Не леди, так лорду он точно понадобится.

Однако у дверей в комнаты герцогини (дорогу Его Величеству показывал расторопный лакей, очень взволнованный подобной честью) императора ждала ещё одна преграда — Ричард.

— О, ну ради всех богов! — выдохнул император, увидев его. — Уйди. Немедленно!

Ричард равнодушно взглянул на него и не шелохнулся.

— Ты не слышал меня? — Император привык видеть Ричарда раболепствующим перед Эшем, а потому никогда не воспринимал его как человека. Кукла, тень. Ничтожество. — Дай мне пройти. Сейчас же!

Ричард поднял голову и спокойно ответил:

— Я слышу тебя, правитель людей. К моей госпоже ты не войдёшь.

Генрих опешил. Нет, правда, выходило так, словно сама дверь заговорила. Как эта… марионетка смеет, откуда у неё такой тон, такое упрямство? И потому всё, что смог сказать ошарашенный император, было:

— Ты спятил?

Ричард чуть скривил губы, обозначая усмешку.

— Ты не войдёшь. И ты можешь звать своих слуг, но они не войдут тоже. Все твои люди тебе не помогут.

— Спятил, — кивнул император и попытался взяться за дверную ручку. Его пальцы даже не коснулись двери — словно наткнулись на преграду, невидимую и непреодолимую. Генрих обомлел. Посмотрел на невозмутимого Ричарда.

— Твоя госпожа… это… сделала?

— Нет, я, — ответил Ричард, чем поверг императора в ещё большее изумление.